– Итак, – проговорила принцесса, не слушая возражений старой опекунши, – пусть говорит. Если я ему прикажу замолчать, он подумает, что я его боюсь.
Едва были произнесены эти слова, как на губах Бальзамо мелькнула мрачная усмешка.
– Так я и думал, – прошептал он, – пустое бахвальство.
– Говорите, – приказала принцесса, – говорите, сударь.
– Ваше королевское высочество по-прежнему настаивает, чтобы я говорил?
– Я никогда не отказываюсь от принятого решения.
– Что же, ваше высочество, я готов, но нас никто не должен слышать, – со вздохом проговорил Бальзамо.
– Пусть будет так, – согласилась принцесса. – Я отрежу все пути к отступлению. Оставьте нас.
Повинуясь ее жесту, относившемуся ко всем, присутствовавшие удалились.
– Это один из способов, – поворачиваясь к Бальзамо, заметила принцесса, – добиться аудиенции, не так ли, сударь?
– Не пытайтесь меня задеть, ваше высочество, – отвечал Бальзамо, – я не более чем орудие в руках Божиих, которым Господь пользуется для того, чтобы вас просветить. Не дразните судьбу, иначе она ответит вам тем же: она сумеет за себя отомстить. А я только передаю ее волю. Так не пытайтесь же направить на меня свой гнев: он к вам вернется; не мне отвечать за несчастья, о которых я призван вас известить.
– Так меня ждут несчастья? – удивилась принцесса; уважение, с которым говорил Бальзамо, смягчило и обезоружило ее.
– Да, ваше высочество, и очень большие несчастья, – с показным смирением добавил он.
– Расскажите мне об этом подробнее.
– Попытаюсь.
– Итак?
– Задавайте мне вопросы.
– Будет ли счастлива моя семья?
– О какой из них вы спрашиваете: о той, которую вы оставили, или о той, которая у вас будет?
– Я спрашиваю о своей настоящей семье: о матери Марии-Терезии, брате Иосифе, сестре Каролине.
– Ваши несчастья их не коснутся.
– Так они ожидают одну меня?
– Вас и вашу новую семью.
– Не могли бы вы сказать точнее, о каких несчастьях идет речь?
– Мог бы.
– В королевской семье три принца, не так ли?
– Совершенно верно.
– Герцог де Берри, граф де Прованс и граф д'Артуа.
– Совершенно верно.
– Какая судьба их ожидает?
– Все они будут царствовать.
– Означает ли это, что у меня не будет детей?
– Нет, будут.
– У меня не будет сыновей?
– Будут и сыновья.
– Мне будет суждено пережить их? – Вам будет жаль потерять одного, вы так же пожалеете, что другой останется жить.
– Буду ли я любима супругом?
– Он будет вас любить.
– Сильно?
– Слишком сильно.
– Какие же несчастья могут мне угрожать, позвольте вас спросить, если я буду любима супругом и меня будет поддерживать моя семья?
– Вам этого будет недостаточно.
– Мне останется еще любовь и поддержка подданных.
– Любовь и поддержка подданных!.. Да ведь это океан во время затишья… А вам не приходилось, ваше высочество, видеть бушующий океан?
– Я буду делать добро и помешаю разразиться буре, а если она начнется, я поднимусь на ее волне.
– Чем выше волна, тем глубже открывающаяся бездна.
– Со мной будет Бог.
– Бог не защищает тех, кого обрек на гибель.
– Что вы хотите этим сказать? Разве мне не суждено быть королевой?
– Напротив, сударыня, но лучше бы вас миновала чаша сия.
Молодая женщина презрительно улыбнулась.
– Слушайте, ваше высочество, и запоминайте, – проговорил Бальзамо.
– Я вас слушаю, – сказала принцесса.
– Обратили ли вы внимание, – продолжал пророк, – на гобелен, висевший в той комнате, в которой вы провели свою первую ночь на французской земле?
– Да, – вздрогнув, отвечала принцесса.
– Что было изображено на гобелене?
– Избиение невинных.
– Признайтесь, что зловещие лица убийц запечатлелись в памяти вашего высочества!
– Да, запечатлелись.
– Хорошо. А скажите, вы ничего не заметили во время грозы?
– Молния угодила в дерево слева от меня, и, падая, оно едва не раздавило мою карету.
– Вот это и есть предзнаменования, – мрачно произнес Бальзаме.
– Роковые предзнаменования?
– Мне кажется, было бы трудно истолковать их иначе.
Принцесса уронила голову на грудь и замолчала.
– Какая смерть ожидает моего супруга? – собравшись с духом, спросила она.
– Он будет обезглавлен.
– Что ждет графа де Прованса?
– Ему отрежут ноги.
– Как умрет граф д'Артуа?
– Потеряв двор.
– А я?
Бальзамо покачал головой.
– Говорите… – настаивала принцесса, – говорите же!
– Мне нечего вам сказать.
– Я жду вашего ответа! – воскликнула охваченная дрожью Мария-Антуанетта.
– Помилуйте, ваше высочество!
– Говорите же, – повторила принцесса.
– Ни за что, ваше высочество, никогда!
– Говорите! – угрожающе проговорила Мария-Антуанетта. – Говорите, или я подумаю, что все это не более чем забавная комедия. Но тогда берегитесь: с дочерью Марии-Терезии шутки плохи; не шутите с женщиной, которая держит в своих руках жизнь тридцати миллионов человек!
Бальзамо молчал.
– Так вы ничего больше не знаете, – презрительно пожав плечами, сказала принцесса. – Или, вернее, вы исчерпали свое воображение.
– Повторяю, мне известно все, ваше высочество, – возразил Бальзамо, – и раз вы настаиваете…
– Да, я требую!
Бальзамо взял графин, стоявший на золотой тарелке, и перенес его в углубление из камней, сложенных наподобие грота. Взяв эрцгерцогиню за руку, он увлек ее под темные своды грота.
– Вы готовы? – спросил он принцессу, напуганную его горячностью.
– Да.
– Опуститесь на колени, ваше высочество, на колени: молите Бога, чтобы он уберег вас от развязки, которая вам уготована.
Принцесса машинально опустилась на колени.
Бальзамо коснулся палочкой хрустального сосуда, в котором отчетливо стало видно чье-то мрачное и ужасное лицо. Принцесса попыталась подняться, пошатнулась и упала. Вскрикнув, она потеряла сознание.
