– Прекрасно! – воскликнула принцесса, в глазах которой не отразилось ни малейшего волнения. Казалось, письмо нисколько ее не заинтересовало.
– Не желает ли ваше высочество отдохнуть? – робко спросила Андре.
– Нет, благодарю вас, мадмуазель, – отвечала эрцгерцогиня, – свежий воздух придал мне сил. Взгляните, как я бодра и весела.
Она отпустила руку графини и сделала несколько быстрых шагов, будто ничего не произошло.
– Лошадей! – приказала она. – Я еду.
Господин де Роан с удивлением взглянул на г-на де Стенвиля, словно ожидая от него объяснений столь резкой перемене.
– Дофин сгорает от нетерпения, – шепнул губернатор на ухо кардиналу.
Он так ловко это сделал, что г-н де Роан принял ложь за пустую болтовню губернатора и остался весьма этим доволен.
Отец давно приучил Андре не удивляться любым прихотям знатных особ, и сейчас она тоже отнеслась спокойно к причудам Марии-Антуанетты.
Андре смотрела на нее с невыразимой кротостью. Обернувшись к ней, принцесса проговорила:
– Благодарю вас, мадмуазель, я очень тронута вашим гостеприимством.
Затем она обратилась к барону:
– Должна вам сообщить, что, покидая Вену, я поклялась осчастливить первого француза, которого встречу, как только окажусь во Франции. Этим французом оказался ваш сын… Но я на этом не остановлюсь: мадмуазель… Как зовут вашу дочь?
– Андре, ваше высочество.
– Мадмуазель Андре не будет забыта…
– О ваше высочество! – прошептала девушка.
– Да, да, я хочу, чтобы она стала фрейлиной. Таким образом, мы сдержим нашу клятву, не так ли, барон?
– О ваше высочество! – вскричал барон, чьи самые заветные мечты исполнялись. – Тут нам нечего беспокоиться: наша семья гораздо более знатна, чем богата.., хотя.., столь высокая честь…
– Вы ее заслужили! Брат будет сражаться за короля на поле брани, сестра будет служить принцессе во дворце; советы отца научат сына верности, а дочь – добродетели… У меня будут достойные слуги, не так ли, сударь? – продолжала Мария-Антуанетта, обратившись к молодому человеку, который, стоя на коленях, внимал ей, затаив дыхание.
– Однако… – пробормотал барон, к которому вернулась способность рассуждать.
– Да, понимаю, – сказала принцесса, – вам необходимо собраться в дорогу.
– Разумеется, ваше высочество, – отвечал Таверне.
– Я с вами согласна, но сборы должны быть скорыми. Грустная улыбка мелькнула на губах Андре и Филиппа; барон горько усмехнулся, но взял себя в руки, щадя самолюбие семейства Таверне.
– Нет, в самом деле, я сужу по усердию, с каким вы пытались мне услужить, – прибавила принцесса. – Кстати, вот что: я вам оставляю одну из своих карет, на ней вы меня догоните. Господин губернатор, подойдите.
Губернатор приблизился.
– Я оставляю одну карету господину де Таверне, – я беру его вместе с мадмуазель Андре в Париж, – сказала принцесса. Назначьте кого-нибудь, кто мог бы сопровождать карету и в случае необходимости подтвердить, что она из моего эскорта.
– Сию минуту, сударыня, – отвечал барон де Стенвиль. – Подойдите, господин де Босир.
Молодой человек лет двадцати четырех – двадцати пяти с умными живыми глазами уверенной походкой вышел из рядов сопровождавших и подошел, обнажив голову.
– Вы отвечаете за карету, предназначенную для барона де Таверне, – сказал губернатор. – Вам надлежит сопровождать ее.
– Постарайтесь, чтобы карета как можно скорее нас нагнала, – добавила принцесса. – Разрешаю вам в случае надобности удвоить прогонные.
Барон и его дети рассыпались в выражениях благодарности.
– Столь поспешный отъезд, надеюсь, не причинит вам слишком много хлопот? – спросила принцесса.
– Мы рады служить вашему высочеству! – отвечал барон.
– Прощайте, прощайте, – с улыбкой сказала принцесса. – Едемте, господа!.. Господин Филипп, садитесь на коня!
Филипп поцеловал у отца руку, обнял сестру и вскочил в седло.
Четверть часа спустя кавалькада исчезла из виду. Обычно безлюдная дорога, ведущая из замка Таверне, вновь опустела, если не считать молодого человека, сидевшего у ворот замка. Он жадно ловил взглядом последние клубы пыли, вылетавшие из-под конских копыт.
Этот молодой человек был Жильбер.
Оставшись наедине с Андре, барон некоторое время не мог прийти в себя.
Гостиная Таверне являла собой необычайное зрелище.
Сложив на груди руки, Андре думала о множестве неслыханных событий, неожиданно ворвавшихся в ее тихую жизнь; ей казалось, что все это сон.
Барон пощипывал густые седые брови и безжалостно теребил свое жабо.
Прислонившись к дверному косяку, Николь наблюдала за хозяевами. Ла Бри уставился на Николь, разинув рот и разведя руки.
Первым пришел в себя барон.
– Скотина! – обращаясь к Ла Бри, взревел он. – Стоишь тут, как истукан, а тот господин, офицер его величества, ждет на улице!
Ла Бри отскочил; спотыкаясь, он поспешил к выходу.
Спустя минуту он возвратился.
– Сударь! Господин ждет внизу, – сообщил он.
– Что он делает?
– Скармливает лошади наш синеголовник.
– Пускай делает, что хочет. А карета?
– Стоит на дороге.
– Запряжена?
– Четверкой лошадей! Ох, до чего хороши лошади, государь! Щиплют гранатовую поросль.
– Королевские лошади могут есть все, что пожелают. А где, кстати, колдун?
– Колдун, сударь? Исчез…
– И оставил на столе всю сервировку? – спросил барон. – Не может быть! Должно быть, скоро вернется, или кто-нибудь придет от его имени.
– Не думаю, – заметил Ла Бри. – Жильбер видел, как он уехал вместе со своим фургоном.
– Жильбер видел, как он уехал вместе с фургоном? – задумчиво повторил барон.
– Да, сударь.
– Ох, уж этот бездельник Жильбер: все-то он видит! Ступай укладывать вещи!
– Я все уложил, сударь.
– Как это уложил?
– Да. Как только я услыхал приказание ее высочества, я пошел в комнату господина барона и упаковал его костюмы и белье.
– Как ты посмел вмешиваться не в свое дело, негодяй?
– А как же, сударь, я хотел предупредить ваше желание – Бестолочь! Ну хорошо, помоги моей дочери.
– Благодарю вас, отец, мне поможет Николь. Барон снова задумался.
– Ах, мошенник ты эдакий! – снова закричал он на Ла Бри. – Да ведь это же Бог знает что!
