– Я этого не переживу.
– Ну, ну, успокойтесь, зачем же так волноваться? – Боже мой, Боже мой! – вскричала несчастная графиня. – У меня больше нет сил!
– Мужайтесь, ваше сиятельство, мужайтесь! – попытался приободрить ее Флажо.
– Посоветуйте, что мне делать?
– С удовольствием! Возвращайтесь в свое имение и никогда больше не доверяйтесь тем, кто приедет от моего имени без письменного подтверждения.
– Да, надо возвращаться…
– Это было бы разумнее всего.
– Поверьте мне, господин Флажо, – простонала графиня, – мы больше никогда не увидимся – по крайней мере на этом свете.
– Какое коварство! А не кажется ли вам, что это происки моих врагов? – продолжала графиня.
– Могу поклясться, что это дело рук Салюсов.
– Как все это пошло!
– Да, мелко все это, – согласился Флажо.
– А ваша справедливость – не более, чем пещера Какуса.
– А почему, спрошу я вас? Да потому, что справедливость перестала быть справедливостью, потому что кое-кто подстрекает членов парламента, потому что господину де Монеу захотелось вдруг стать канцлером вместо того, чтобы оставаться президентом.
– Господин Флажо! Я бы, пожалуй, теперь чего-нибудь выпила.
– Маргарита! – крикнул адвокат.
Маргарита, вышедшая из кабинета тотчас, как заметила, что беседа приняла мирный оборот, вернулась на зов хозяина.
Она внесла тот же поднос с двумя стаканами. Чокнувшись с адвокатом, графиня де Беарн сделала несколько неторопливых глотков, а затем стала прощаться.
Флажо проводил ее до дверей, зажав в руке свой парик. Графиня де Беарн была уже на лестнице, безуспешно пытаясь нащупать в темноте веревку, служившую перилами, как вдруг чья-то рука легла на ее запястье и кто-то уперся ей в грудь головой.
Это был клерк, летевший, как сумасшедший, вверх по крутой лестнице, перескакивая через ступеньки.
Обругав его, старая графиня одернула юбки и пошла вниз, а клерк взбежал на площадку, толкнул дверь, крикнул звонко и радостно, как во все времена кричат все судейские:
– Господин Флажо! По делу Беарн!
И протянул Флажо бумагу.
Прежде чем клерк успел получить от Маргариты пару оплеух в ответ на его поцелуи, старая графиня, услышав свое имя, взлетела назад по лестнице, оттолкнула клерка, бросилась на Флажо, вырвала у него из рук бумагу и втолкнула его в кабинет.
– Так о чем же говорится в этой бумаге, господин Флажо? – крикнула старуха.
– Клянусь честью, понятия не имею, ваше сиятельство. Позвольте мне бумагу – тогда я вам отвечу.
– Вы правы, дорогой господин Флажо, читайте, читайте скорее!
Тот взглянул сначала на подпись.
– Это от нашего прокурора Гильду, – сообщил он.
– О, Господи!
– Он уведомляет меня о том, – со все возраставшим изумлением продолжал Флажо, – что во вторник я должен быть готов к защите, так как наше дело передано в суд.
– Передано в суд! – подскочив, вскрикнула графиня. – Передано в суд! Должна вас предупредить, господин Флажо, чтобы вы так больше не шутили, в другой раз я этого не перенесу.
– Ваше сиятельство! – опешив от известий, сказал Флажо. – Если кто и шутит, то это, должно быть, господин Гильду; правда, до сих пор за ним этого не водилось.
– Письмо в самом деле от него?
– На нем подпись Гильду, – вот взгляните.
– Верно!.. Передано в суд сегодня утром, слушается во вторник… Господин Флажо! Так, значит, дама, которая ко мне приезжала, не интриганка?
– По-видимому, нет.
– Но вы же говорите, что не посылали ее ко мне… Вы уверены, что не вы ее ко мне послали?
– Черт побери! Конечно, уверен!
– Так кто же ее послал?
– Да, в самом деле, кто?
– Ведь кто-то же должен был ее послать?
– Я просто теряюсь в догадках.
– И я ума не приложу. Дайте-ка еще раз взглянуть на письмо, дорогой господин Флажо. Что здесь написано? Вот! Передано в суд, слушается… Так и написано: слушается под председательством господина президента Монеу.
– Черт возьми! Так и написано?
– Да.
– Это ужасно!
– Почему?
– Потому что господин президент Монеу – большой друг Салюсов.
– Вам это точно известно?
– Еще бы! Он у них днюет и ночует.
– Ну вот, час от часу не легче! Как же мне не везет!
– Тем не менее делать нечего: придется вам к нему непременно сходить.
– Да он мне устроит ужасный прием!
– Вполне вероятно.
– Ах, господин Флажо, что вы говорите?
– Правду, ваше сиятельство.
– Благодарю вас за такую правду! Мало того, что сами струсили, вы и у меня отнимаете последнее мужество.
– Это потому, что я сам не жду и вам не советую надеяться на благополучный исход.
– Неужели вы до такой степени малодушны, дорогой Цицерон?
– Цицерон проиграл бы дело Лигария, если бы ему пришлось говорить свою речь перед Верресом, а не перед Цезарем, – отвечал Флажо, робко пытаясь возражать своей клиентке, столь лестно о нем отозвавшейся.
– Так вы мне советуете не ходить к господину де Монеу?
– Боже меня сохрани давать вам столь неразумные советы! Я лишь искренне сожалею, что вам предстоит визит к господину де Монеу.
– Вы, господин Флажо, напоминаете мне солдата, готового покинуть свой пост. Можно подумать, что вы боитесь браться за это дело.
– Ваше сиятельство! – сказал адвокат. – Мне за всю жизнь пришлось проиграть несколько дел. Поверьте, у них было больше шансов на успех, чем у вашей тяжбы.
Графиня горестно вздохнула, потом, собравшись с духом, заговорила.
– Я намерена идти до конца, – объявила она с достоинством, не совсем уместным в таких обстоятельствах, – не может быть и речи о том, чтобы я отступила перед этим заговором, так как правда на моей стороне. Пусть я проиграю процесс, зато покажу подлецам, что такое настоящая благородная дама, каких уж не встретишь при дворе. Могу ли я рассчитывать на вашу руку, господин Флажо, и просить вас проводить меня к вице-канцлеру?
– Ваше сиятельство! – сказал Флажо, в свою очередь, призывая на помощь чувство собственного достоинства – Мы, члены оппозиции парижского Парламента, дали клятву не иметь больше никаких сношений с теми, кто не поддержал решения Парламента по делу господина д'Эгийона Сила союза – в единстве. Раз господин де Монеу не занял в этом деле определенного положения, то мы имеем основание быть им недовольными и собираемся бойкотировать его до тех пор, пока он не объявит, на чьей он стороне.
