– Сеньора, которую вы очень хотели увидеть, прибыла в Пуэрто Фелипе пять минут назад. Не на автобусе, как вы предполагали, а на такси. Ее высадили позади башни с часами. С ней белый сеньор в темных очках, он внимательно осматривается. Сейчас они стоят в тени, и он куда-то звонит…
Становилось трудно дышать от волнения. Неужели что-то вырисовывается?
– Сеньор, я высылаю вам ее фотографию…
Пришло сообщение. Мальчишки сняли приезжую крупным планом. Она была закутана в белый платок – вроде как мусульманка. А половину того, что находилось вне платка, закрывали огромные солнцезащитные очки. На виду оставались только нос и губы. Глеб почувствовал сомнение.
– Послушай, Умберто, но ведь это не она…
– Это она, сеньор, можете не сомневаться, – в тоне абонента звучала «стопудовая» уверенность.
– С чего ты взял? Мне кажется, это не она… Ведь ни черта не видно!
– Сеньор, уж поверьте моему опыту, – усмехнулся мальчишка. – Это именно та женщина, фотку которой вы мне показывали. Сеньор, они уходят… – вдруг встревоженно забормотал он. – Вы уж или сомневайтесь, или что-то делайте. Мне тоже тут торчать как-то, знаете, не здорово. Знаете, сеньор, мне еще Ромеро и Сезарию хоронить нужно, их сбросили-таки вчера в море, надо искать…
– Прости, старина, – смутился Глеб. – Ты отличный малый, пусть у тебя все будет зашибись… Если не секрет, куда они идут?
– Сеньор, мужчина собирался повести ее по Касаренос, но она что-то высматривает в телефоне, наверное, хочет воспользоваться навигатором. Они спорят… мужчина остается… она уходит одна… Сеньор, она пошла напрямик по улице Пуэсто-Ночес, минут через восемь уже будет на причале…
Глеб разрывался, как буриданов осел – в кои-то веки он не мог принять взвешенного решения! Мысли метались. Что важнее: курица или яйцо? Нет, он должен двигаться туда, где сходятся все дороги. Не распыляться! Наталья Давыдовна – мишень, но существуют мишени и поважнее. Глеб не стал оглядываться, знал, что коллеги не спускают с него глаз. На перилах у мола лежали забытые кем-то солнцезащитные очки, он прибрал их как бы ненароком, нацепил на нос и прогулочным шагом отправился по причалу, наслаждаясь морским воздухом. Спустился по лестнице, переходящей в следующие мостки, и встал, насилу сдерживая волнение. Слева от него покачивался на волне паршивенький одномачтовый ботик. За ботиком – продолговатый остроносый вельбот, за вельботом – обшарпанная яхта с надписью на корме «Христофория», а за «Христофорией» – то самое, о важности которого вещал парнишка по имени Орландо. Суденышко ничем не выделялось. Даже красная полоса выше ватерлинии выцвела и в глаза не бросалась. Заурядный катер, впрочем, довольно вместительный. Корма чуть приподнята, трап отсутствовал – гостей пока не ждали, перепрыгнуть с причала на борт было весьма проблематично. Угловатая капитанская рубка возвышалась над обеими палубами. На корме никого, только обшарпанная надпись – «Калабрия» да выцветший узор на акростоле – декоративной кормовой оконечности…
Носовую часть «Калабрии» заслоняли выстроившиеся перед ней посудины. Перемахнуть на палубу? Не слишком ли вызывающе, при честном народе, учитывая все, что они уже натворили? Без оружия, грудью на два ствола? Ждать, пока появится Наталья Давыдовна, и вторгнуться вместе с ней, когда окопавшиеся на судне гостеприимно перекинут трап? Опять же, будут очевидцы, возможна погоня, и куда податься? Бороздить воды лагуны, пока не закончатся полбака «горючки»?
Тоньше надо действовать. Изолировать компанию на «Калабрии», а уж потом вертеть извилинами. Глеб оперся на перила и покосился через плечо. Мишка Черкасов расположился метрах в тридцати левее, зевал, привалившись к столбу. Эх, хороша работка, когда ничего делать не надо. Он неожиданно почувствовал раздражение, отпускники, блин. А какие варианты? Он – командир группы и обязан принимать мудрые и взвешенные решения. Что-то бултыхнулось в воду слева от него, и Глеб вздрогнул. Вынырнул черный, как сажа, пацаненок лет девяти, засмеялся, замолотил короткими ручонками и стал кругами плавать под парапетом. Снова бултых! – второй ныряльщик сиганул в воду, едва не свалившись приятелю на голову. Вынырнул, залился звонким колокольчиком, брызнул ладошкой в первого. Тот ответил тем же, принялись гоняться друг за дружкой, заливисто хохоча. К парапету была приварена лестница, по ней можно было выкарабкаться обратно, что и собирались, видимо, предпринять пацаны после купания. На них никто не обращал внимания. Кому они интересны, эти дети третьего мира? Глеб минутку поколебался, потом кивнул насторожившемуся Черкасову, дескать, наблюдай, подтягивайся и сторожи одежду, чтобы не сперли (в одежде документы, деньги и телефон). Расстегнул рубаху, стащил, аккуратно свернул и пристроил на парапет. Проходящая мимо женщина задумчиво оценила разворот плеч, накачку мускулатуры и удовлетворенно хмыкнула. Факт того, что мужчина прилюдно разоблачался, женщину не смутил. Он стащил джинсы, китайские кроссовки, пристроил рядом с рубашкой и перебрался с бетонного заграждения на лестницу. Один из малолетних купальщиков что-то приветливо крикнул. Глеб улыбнулся, помахал рукой и без излишнего выпендрежа лег на воду. Отплыл, повертел головой. Над ухом зловеще хохотнули – один из бесенят брызнул ему в лицо соленую воду и с хохотом нырнул. Глеб чуть не подавился. Погрозил второму озорнику, уже собравшемуся пойти по стопам приятеля, и погрузился в бездонные глубины…
Глубина под парапетом оказалась впечатляющей. Он не видел морского дна – такое ощущение, что угодил в Марианскую впадину. Лучики солнца переливались в верхних слоях воды, рассыпались блестками. Проплыла стая серебристых рыбешек, крохотных, словно серебряные пули. Несколько энергичных движений, и он уткнулся в скользкий, обросший водорослями борт потрепанного ботика. Поднырнул под килем, оттолкнулся от правого борта и подался к вельботу. Запаса воздуха хватило, чтобы одолеть и это препятствие. Глеб вынырнул под носом «Христофории», вцепился в бакштов, свисающий с ржавого бака, отдышался.
Угловатое судно заслоняло его от пирса, где гудели люди, и от стоящей рядом «Калабрии». Ни одного любопытствующего глаза… Он не стал подныривать, максимально погрузился, оставив на поверхности лишь глаза, и сместился за острый нос «Христофории», переходящий в киль, и от неожиданности чуть не нахлебался. Машинально попятился, прижав-шись к изъеденному коррозией судну, при виде человека, стоявшего у леера на левом борту «Калабрии». Хорошо, что тот не смотрел в его сторону. Он задумчиво курил, сбрасывая пепел в воду, созерцал открытое море, по которому смещалась к берегу легкая рябь. Ветерок теребил спутанные волосы, пузырил свисающую рубашку. Под одеждой в районе пояса что-то подозрительно выпячивалось – калибр, похоже, был внушительный. Джерри Дак – спутник погибшей Шейлы. Вчера, когда они общались на балконе, это был другой человек – наивный, приветливый, демонстративно простодушный. А сейчас – какой-то вепрь, только и ждущий повода. Снисхождения от такого не будет, с удовольствием разрядит штуковину за поясом в знакомое лицо.
Время неумолимо шло, но лезть на рожон по-прежнему не хотелось. Глеб отплыл назад, убедился, что канат, свисающий с «Христофории», надежно закреплен, и вскарабкался на борт. Дело нескольких секунд, вряд ли кто-то увидел. Перебрался через фальшборт и сел на корточки. Старина Джерри на соседнем судне продолжал общаться с морем и мириться с потерей жены. Виктор Павлович Бутерс не просматривался, в чем не было ничего удивительного. Сто к одному, что он сидел на нижней палубе и с нетерпением дожидался прибытия жены. А Наталья Давыдовна, судя по всему, была уже на подходе…
