– Это комната для женщин, – сказал хозяин.
Джабраил провел Даринку и Мириам в маленькое помещение с низким потолком, где все стены были увешаны коврами.
– Пожалуйста, прошу, – Джабраил указал на две крохотные кровати, укрытые покрывалами с ярким восточным орнаментом.
Такая же кровать досталась и Алексу, только в другой половине дома. Тут же стоял раскладной «европейский» диван в клетку. Хозяин любезно предложил занять его Милошу.
Как гостеприимный хозяин, не томя своих гостей, Джабраил позвал всех ужинать. Его вторая жена – маленькая и молчаливая – собрала угощение для Мириам и Даринки в женской половине дома. А первая – живая толстушка с блестящими черными глазами, что сияли в разрезе плотного никаба, – накрыла стол для мужчин. В обеих половинах дома блюда подали одни и те же – это были баранина, порезанная кусочками, рис, домашние лепешки и, конечно же, несколько видов соков и фрукты.
Во время ужина в дом к Джабраилу пришел человек, которого хозяин тоже радушно пригласил к столу.
После ужина первая жена Джабраила отвела Алекса в его комнату, а затем отправилась на женскую половину дома.
– Это Мухитдин, – представил гостя хозяин.
– Милош, – назвал свое имя серб.
Мухитдин был одет, как сейчас одеваются многие небогатые афганцы: ватный халат-чапан, на ногах – военные берцы, шея укутана одеялом чатор, а на голове – традиционная шапка паколь. У нового знакомого было хмурое лицо и тяжелый взгляд.
– Это профессиональный проводник, – сказал Джабраил. – Его расценки такие: сто долларов с немусульманина и десять с мусульманина. Если есть ноша, то немусульманину это обойдется еще в сто долларов, а мусульманину – в десять. А вот американцу придется выложить по пятьсот долларов и за себя, и за ношу. Но вы ведь не американцы?
– Нет. Но почему для американцев так дорого?
Мухитдин догадался, о чем был вопрос, или, возможно, он понимал отдельные английские слова, поэтому глухим голосом ответил на своем.
– Говорит, развратная страна потому что, нечисть в душе, – перевел Джабраил. – С тех пятисот себе он возьмет сто, как с обычного неверного, еще сто возьмет за моральную компенсацию, что пришлось помогать американцу, а остальное отдаст на войну с теми же американцами. Помолится в мечети – и отдаст. Вот так-то.
Проводник вел себе степенно, однако почему-то казалось, что он необузданно дикий.
– Скажи ему, что меня устраивает цена четыреста долларов, – сказал Милош. – Нас будет: двое немусульман – мужчина и женщина, и еще женщина-мусульманка с сыном двенадцати лет. Свои вещи мы понесем сами.
Джабраил перевел сказанное Мухитдину, а тот медленно, растягивая слова, что-то ответил Джабраилу.
– Он говорит, что справедливая цена – двести двадцать, но так как ребенок требует повышенного внимания, то четыреста тоже будет справедливая цена.
– О’кей, – произнес Милош.
Мухитдин продолжал.
– Он говорит, – переводил хозяин, – что завтра после восхода солнца зайдет за вами. Выходить нужно в такое время, чтобы ночь застала вас на границе. Он знает, где в горах можно переночевать. Если переходить границу днем, то вы, вероятно, нарветесь на военных.
Мухитдин ел молча. Вдруг он резко поднялся, поблагодарил хозяина, коротко попрощался с Милошем и вышел.
– Джабраил, – спросил Милош, – а этот Мухитдин – надежный человек? Мне показалось, он какой-то слишком мрачный.
– Мухитдин никогда не интересуется, с кем идет через границу и кто чего с собой несет. Но мы ведь понимаем, что несут всякое, так что с властями ему лучше не встречаться. У проводников существует понятие репутации. И если вдруг кто-то сболтнет лишнее про своего клиента, к нему – в лучшем случае – больше никто и не обратится. А в худшем – если необдуманная болтовня, скажем так, приведет к значительному ущербу для клиента, такой проводник может запросто пропасть без вести где-нибудь в горах. Проводники – это молчаливые тени гор, указывающие путь.
– Тени, которые разговаривают с духами гор, – проговорил Милош.
– Мы ведь верим в Аллаха.
– Да, как я посмотрю, серьезная работенка у проводников, – Милош решил срочно отвести тему разговора от религии.
– А вам-то, ученым-сейсмологам, чего беспокоиться? С этой стороны границы вам ничего не грозит. Конечно, вот если забредете на территорию какого-нибудь афганского полевого командира, тогда уж он с удовольствием потребует с вашего начальства или родственников выкуп за ваши головы. Но это меня не касается. Я – только посредник между такими, как Мухитдин, и такими, как вы, – хитро улыбнулся Джабраил. – У меня тоже свои расценки. Они знают. И для каждого проводника – свой подход.
* * *
Милош ошибся. Около десяти километров от поселка до границы было бы, если ехать строго по прямой, а по горной дороге получилось как минимум вдвое больше.
Заснеженные вершины гор, до которых, казалось, можно дотянуться рукой, дышали холодом. В узких скальных проходах обитали вечные сквозняки – так что пресловутый чатор пригодился каждому.
Небольшой отряд во главе с Мухитдином шел быстро, даже немного опережая график, на который рассчитывал проводник. Алекс – молодец – не отставал и не хныкал. Он тащил в своем рюкзаке пару бутылок с водой и домашние лепешки. Провиант потяжелее несла Мириам. А вот у Милоша и Даринки были самые объемные и тяжелые рюкзаки. Там, помимо личных вещей, были медпрепараты, приборы и реактивы, которые пригодятся, как уверяли сербы, для отвода глаз – по легенде о сейсмологах.
Поросшие лесом горы по мере приближения к границе начали уступать место серо-коричневым, почти безжизненным каменистым отрогам. На протяжении всего пути отряд не встретил ни одной живой души. Мухитдин вел своих клиентов по известным только ему тропам. Иногда компании приходилось пользоваться некоторыми приемами горного туризма – например, карабкаться на склон под сорок пять градусов.
Почти весь день прошел в пути. Отряд сделал три привала для того, чтобы дать возможность мусульманам совершить намаз – Мириам и Али, как при мусульманах мать называла своего сына, тоже усердно молились.
– А почему же вы так не молились в машинах? – поинтересовалась Даринка.
– Мы молились, – гордо ответила Мириам. – Если обстоятельства не позволяют – а они не позволяли, мы же постоянно перемещались, – то намаз можно совершать одними глазами.
– Ясно, – произнесла Даринка.
После молитвы можно было подкрепиться холодной пищей, дать отдохнуть ногам. Огонь, понятное дело, никто не разводил.
Когда солнце почти уже касалось гор на западе, Мухитдин вдруг остановился.
– Тихо, – проводник приложил руку к уху и начал прислушиваться.
Все остановились.
– Послушай скалы, – обратился он к Алексу, – у тебя уши юные, слух острый, как у лисицы.
