Репортеры бульварной хроники осаждали управление симферопольского МВД, пытаясь выяснить наиболее кровавые подробности. Сделать это не удалось – журналистам вежливо отказали, ссылаясь на тайну следствия.
– Вот на суде обо всем и узнаете, – довольно пообещали сотрудники правоохранительных органов, – процесс планируется сделать открытым. Журналистов из зала выгонять не будем.
Репортеры помчались в Ялту, где, до перевода в симферопольский СИЗО, по слухам, и содержался в камере ИВС фигурант, однако и там их постигло разочарование: начальник местного угро вежливо, но уверенно отказал просителям даже в минимальной информации.
Впрочем, уже в вечернем номере популярной местной газеты было напечатано интервью с гражданкой Скворцовой, тетей той самой школьницы из ночного дансинга «Артемида», труп которой обнаружили двадцать первого апреля в районе «Поляны сказок». Со слов несчастной родственницы выходило, что погибшая девочка являла собой воплощение невинности и порядочности, готовилась к поступлению в педагогический институт и никогда даже не целовалась с мальчиками, не говоря уже о чем-то другом. А в «Артемиду», эту известную в Ялте клоаку, и вовсе попала случайно, мол, подружку искала. Там же была опубликована фотография «несостоявшейся учительницы» – развратная улыбка, налитая грудь и вызывающая поза напрочь опровергали слова тети.
Естественно, в правдивость информации поверили практически все без исключения ялтинцы. А почему бы, собственно, и не поверить хорошей новости – особенно если от нее зависит материальное благополучие целого города?!
* * *
Троллейбус неторопливо катил по утренней Ялте. Стекла салона отражали единственного пассажира – высокого светловолосого мужчину. Стоя на задней площадке, он угрюмо смотрел вперед. На остановке рядом с ГУВД в салон вошли двое милиционеров. Светловолосый ссутулился, отвернулся к окну, и его рука без большого пальца, сжимавшая поручень, нервно дрогнула.
Правоохранители, впрочем, не обращали на него никакого внимания. Видимо, оба они возвращались с ночного дежурства и теперь, в преддверии отдыха, делились друг с другом впечатлениями, полученными за время службы, и притом – достаточно громко, чтобы их можно было слышать.
Сперва менты говорили о райотделовских делах: кто кого подсиживает, кто на кого пишет доносы, кто хочет сесть в начальственное кресло. Затем – о ночной переработке, заплатят им за нее или нет.
– Наверное, не заплатят. Все бабло те получат, кто маньяка «закрыл», – донеслось до слуха светловолосого. – Начальство из розыска, то есть...
Слова эти заставили беспалого мужчину заметно вздрогнуть. Он осторожно повернулся к милиционерам, чтобы лучше слышать их разговор.
– Думаешь, маньяк – тот самый? – осведомился один.
– Если начальство так считает – почему мы должны ему не верить? – возразил второй.
– Зато теперь на ночные дежурства не погонят.
– А я о чем!
Явно не веря услышанному, светловолосый вышел на первой же остановке. Газетный киоск уже был открыт. Судорожно поискав по карманам мелочь, он купил свежий номер ялтинской газеты, уселся на лавочку...
Первое, что бросилось ему в глаза, – заголовок, набранный на первой же странице: «Ялтинский потрошитель арестован!»
Явно не веря своим глазам, он несколько раз перечитал заголовок. Затем пробежал глазами содержание заметки. Сомнений быть не могло: это не было обманом зрения. Популярный курортный таблоид сообщал, что маньяк, наводивший ужас на все Южное побережье Крыма, наконец обезврежен, что все страхи и ужасы остались позади и что курортный сезон, несомненно, состоится.
– Так во-от оно как обернулось!.. – только и смог прошептать светловолосый.
Тогда, после неудачного покушения в Ливадии, он был готов к самому худшему: ведь та зеленоглазая девчонка наверняка запомнила его в лицо! Да и ментовская ориентировка с фотороботом, хотя и частично, но все-таки соответствовала действительности. Приметная деталька – отсутствующий большой палец левой руки – могла быстро навести сыскарей на след. А потому душегуб решил на какое-то время притаиться. Застеклил окно в квартире, разбитое предыдущей жертвой, покрасил полы, надежно припрятал любимый нож, которым обычно запугивал жертв, после чего уехал в Перевальное, где у дальнего родственника была дача, на которую тот сам почти не наведывался. В Перевальном следовало пересидеть дней десять, не давая о себе знать никоим образом. Там же он и соорудил себе алиби задним числом – мол, на момент убийства был тут, вот и сторож (купленный за несколько бутылок водки) всегда сможет это подтвердить. Он даже на несколько дней выключил телефон – просто боялся брать трубку.
И кто бы мог сказать, что все закончится так неожиданно... и так удачно?!
Он не помнил, как дошел до дома. Встал у окна на кухне, долго пил воду из-под крана – во рту почему-то пересохло.
– Так вот-от оно как обернулось! – только и мог повторять светловолосый.
Он несколько успокоился лишь к обеду.
Теперь, когда менты в рекордные сроки арестовали «маньяка», предстояло решить, как жить дальше. С одной стороны, он прекрасно понимал: самое разумное теперь – на какое-то время успокоиться, залечь на дно: лишь такая линия поведения могла убедить ментов в справедливости их подозрений относительно арестованного.
Но с другой стороны, жажда крови не могла быть неудовлетворенной слишком долго... Это как наркотик: попробовав однажды, вряд ли уже остановишься...
А раз так – почему бы и не продолжить?
Глава 12
Квадратная камера выглядела унылой и мрачной. Узенькое зарешеченное окно позволяло рассмотреть лишь лоскуток крымского неба над Симферопольским следственным изолятором. Латунный кран умывальника отбрасывал озорные солнечные зайчики в темный угол, на матовые плоскости параши-«толкана», и блик этот здесь, в замкнутом пространстве, так некстати напоминал о прежней жизни, оставшейся по ту сторону решеток.
Впрочем, Илья Корнилов старался не думать о том, что теперь происходит на воле. Думай не думай – этим себе не поможешь, только душевные силы потеряешь. Главным теперь было доказать, что он вовсе не тот душегуб, за которого его принимают, что правоохранители ошиблись. Удастся сделать это – и, может быть, тогда крымские менты поверят ему и попробуют отыскать пропавших Оксану и Диму...
Следовало выработать стратегию общения со следователем, подобрать нужные слова, сделать так, чтобы ему, Илье, поверили или чтобы хотя бы хотели поверить. Однако сделать это в камере следственного изолятора было довольно сложно.
Корнилов был тут вот уже второй день. Новичка почему-то не подвергли обычной «прописке» – то ли потому, что тут это было не принято, то ли еще по каким-то причинам. Странно, но арестанты не интересовались, кто он, за что «закрыт» и что думает по поводу своего ареста, хотя, без сомнения, знали, что к ним подселили «того самого маньяка». Камера была небольшой, относительно комфортной и, главное, не переполненной, как другие. Арестантов, кроме самого Ильи, было еще трое: худой высокий кавказец, задержанный за грабеж, кряжистый блондин с оплывшей фигурой отставного борца-тяжеловеса и вертлявый молодой человек с физиономией прохиндея, напоминающий уволенного за воровство официанта.
