Документов, удостоверяющих личность, у Ковалева не оказалось (паспорт лежал в сумочке Оксаны), верить же на слово клиенту правоохранитель отказался категорически. Мол, сколько можно пургу гнать про десантуру и Северный Кавказ, ты ведь обычный проходимец, приехавший в Ялту на курортный сезон просить милостыню. Я, мол, тут не первый год работаю, и не такое видел!
В спецприемнике Дима пробыл целых пять дней. Публика тут была – хуже не придумаешь: грязные бичи, опустившиеся наркоманы, опухшие от спиртного ханыги. Кормили даже хуже, чем в армейской «учебке»: наверняка не всякая свинья позарилась бы на баланду, которую выдавали клиентам приемника-распределителя. Хуже всего, что Ковалева за все эти дни ни разу не вывезли на прогулку во дворик: ни бомжи, ни менты не хотели связываться с несчастным безногим в инвалидном кресле. Все его просьбы позвонить сестре и другу вызывали лишь насмешку. «Да знаю я таких инвалидов, их послушай – так они в Полтавской битве участвовали!.. – откровенно издевался начальник спецприемника. – Паспорта нету; адрес, где твоя сестра с ее другом якобы остановились, назвать не можешь...» Что правда, то правда: Дима действительно не помнил номера дома над «Хозтоварами», где Илья с Оксаной сняли квартиру. Ведь все произошло именно в день приезда, да и съемом квартиры занимался не он!
К счастью, вменять инвалиду было нечего: ведь никаких законов он не нарушил. Кормить его за казенный счет, пусть даже и отвратительной бурдой, тоже не следовало; а то потом расскажет, как тут хорошо, все нищие с Южного берега Крыма сбегутся! А потому на шестой день Ковалева усадили в инвалидное кресло-каталку и вывезли за ворота: мол, поезжай куда хочешь, делай, что желаешь, а сюда лучше не попадайся.
Поглаживая рычаги инвалидной коляски, Дима взглянул перед собой. Отсюда, с пологой горы, Ялта выглядела, как на ладони. Нежная весенняя зелень выгодно оттеняла белизну домов и серебряный блеск моря. По засаженным магнолиями и кленами улочкам беззвучно катили миниатюрные автомобильчики. Чадили мангалы, и кадык Димы невольно заходил над расстегнутым воротом рубашки: со вчерашнего дня он ничего не ел. Впрочем, муки голода были не самыми страшными; горячее солнце напекало непокрытую голову, сорочка липла к потному телу, очень хотелось пить. Да и сигарета, которую он уже докурил почти до фильтра, была последней.
Работая рычагами «инвалидки» и притормаживая на спусках, Ковалев осторожно скатился с холма и выехал на перекрестье дорог. Поднял голову, осмотрелся вокруг.
– Киевская, – прочитал он на синей табличке, прикрепленной к торцу дома, – та самая улица, где мы сняли квартиру.
В голове Димы давно уже зрел вопрос, который он боялся задать самому себе: почему ни Оксана, ни Илья все это время его не искали? Ну, пусть сестра – девушка непрактичная и неопытная, вполне могла растеряться в чужом городе. Но ведь его однополчанин Илья – человек бывалый, он бы наверняка поднял на ноги всю Ялту!
В мозгу упруго щелкнуло, будто бы сорвавшаяся пружина в противопехотной гранате, и Дмитрия кольнула страшная догадка: раз его не искали – значит, с Ильей и Оксаной наверняка что-то произошло. Но что?
Горячий пот струился с Диминого лба, но он не замечал этого.
– Сестренка, Илья... – шептал он, словно в забытьи. – Ну где же вы?..
Спустя минут десять он уже стоял у центрального входа рынка. Где-то совсем рядом и находился тот дом с вывеской «Хозтовары», где Корнилов снял квартиру. Но где именно, Дима так и не вспомнил.
Утро на базаре кончалось. Море блестело за крышами дальних домов. Асфальт раскалялся. Ялтинские хозяйки с набитыми сумками покидали рынок. Чадили мангалы, запахи шашлыков и жареной рыбы щекотали ноздри. И никому не было дела до несчастного инвалида, сидевшего рядом с базарными воротами...
Глава 13
– Так, Катюша, посмотри внимательно. Видишь этих троих? – Cлегка наклонившись к девушке, следователь Юрий Патрикеев указал пальцем в сторону трех мужчин, стоявших у светлой стены.
От мужчин Патрикеева и Катю Круглову отделяло толстое стекло. Со стороны потерпевшей и следователя стекло было прозрачным, со стороны мужчин, стоявших у стены, – зеркальным; они не только не могли видеть тех, кто стоит по ту сторону, но даже подозревать, что за перегородкой вообще кто-нибудь есть.
– Ты только не волнуйся, всмотрись хорошенько, – говорил Патрикеев почти ласково, – и, главное, не торопись... Никто тебя в шею не гонит, так что не спеши с ответом. Соберись с мыслями, подумай... Узнаешь ли ты кого-нибудь из этих троих?
Девушка глянула сквозь стекло изучающе и испуганно.
Человек слева – невысокий, плотно сбитый мужик лет сорока пяти. Светлые пшеничного цвета усики, спортивный костюм, явно не соответствующий ялтинской жаре, грязные белые кроссовки с длинными махровыми шнурками...
Следующий, посередине – совсем юноша, произвел на девушку более приятное впечатление: приятный овал лица, едва заметная улыбка на пухлых губах, легкомысленной расцветки рубашка, пляжные шорты, обнажающие стройные, уже загорелые ноги...
Мужчина же, стоявший справа, выглядел на редкость угрюмо. Высокий, светловолосый, коротко стриженный, он смотрел не в стекло, а в пол. Надорванный воротник рубашки, заплывший кровоподтеком глаз, разбитая нижняя губа...
– Так что, узнаешь кого-нибудь? – почти ласково полюбопытствовал Патрикеев.
Девушка наморщила лоб.
– Подождите...
Конечно же, ни усатый мужик в спортивном костюме, ни юноша в пляжных шортах даже отдаленно не походили на мужика, напавшего на нее в Ливадии. Впрочем, третий мужчина тоже не походил... Хотя и был немного похож.
Однако Катя интуитивно осознавала, что от нее ожидают: она должна показать на мужчину справа. Понятно ведь: если ее привезли на опознание, то среди этой троицы наверняка есть и тот, кого следует опознать. А этот, справа, действительно немного похож. И волосы светлые, коротко стриженные, как у того, в белом «жигуле», и возраст соответствующий, и рост высокий... Хотя на самом-то деле это вовсе не тот маньяк.
Девушка уже хотела было отрицательно покачать головой – мол, никого тут не знаю, но в самый последний момент вспомнила слова отца: «Скажи, что мужик, которого тебе покажут, очень похож на того, что затащил тебя в машину. Мол, до конца не уверена, но очень похож. Чтобы тебе доучиться спокойно дали... Чтобы пальцем не показывали...»
Авторитет отца в глазах дочери был непререкаем. Да и аргументы его выглядели убедительными. Правда, неожиданно заговорила совесть: мол, я на этого покажу, а его потом судить будут, а вся вина окажется на мне. Но разум нашептывал другое: не «опознаешь» – затаскают тебя по ментурам, жизни не дадут...
Патрикеев выжидательно молчал.
Катя тяжело вздохнула.
– Вон тот, справа...
– Что справа? – оживился следователь.
– Ну, похож вроде...
– На кого?
