Черный проем окна с жидкой занавеской, белые стены, перечеркнутые черным штативом капельницы, казенная металлическая кровать с полосатым матрасом...
Илья не сразу узнал Оксану. И немудрено: голова девушки была перевязана бинтом, и лишь кончики волос выглядывали из-под марли. Щеки девушки ввалились, нос заострился, а ссадина на подбородке, уже почерневшая, выглядела жутко и неестественно, будто нарисованная. Веки Оксаны были смежены – видимо, она дремала.
Один из оперативников вопросительно взглянул на врача – мол, можно приступать?
– Девушка, – милиционер осторожно тронул больную за плечо, – вы спите?
Оксана открыла глаза, испуганно взглянула на незнакомого человека.
– Мы из милиции... Извините за беспокойство, мы не будем вас утомлять... Всего несколько вопросов.
Приподнявшись на локте, больная непонимающе взглянула на группу людей у входа. Оперативник поднес к лицу камеру и скомандовал:
– Подведи клиента ближе к потерпевшей, снимать неудобно!
Глядя на Оксану, Илья с трудом сдерживался, чтобы не прослезиться. На кончике языка вертелось восклицание: «Оксана, ну скажи что-нибудь!..», и Корнилову стоило немалых трудов промолчать.
Того, что произошло несколькими секундами спустя, не ожидал ни доктор, ни милиционеры, ни, конечно же, сам Илья. При виде арестованного больная тоненько вскрикнула и беспомощно вскинула руки, будто бы не веря в реальность увиденного и даже отталкивая от себя парня. Ее худенькие плечи неожиданно затряслись от рыданий.
– Извините, но вам теперь лучше всего удалиться, – лечащий врач поджал губы, – у нее сейчас сильнейшее нервное потрясение... Да уведите же отсюда этого урода! Вы что – не видите?!
Меньше чем через минуту подследственный и милиционеры уже стояли в коридоре.
– Боюсь, ничего у вас сегодня не выйдет, – осторожно затворяя за собой дверь палаты, промолвил врач. – Вы что, не понимаете?
– По-моему, и так все ясно, – замначальника угрозыска с многозначительным видом покачал головой.
– Ну что, сука, – и дальше будем втирать очки, будто бы она твоя невеста? – поинтересовался другой, пряча камеру. – Или начнем показания давать?.. Камень с души снимать, а точней, вынимать его из-за пазухи?
Корнилов промолчал. Что толку объяснять правоохранителям, что Оксана пережила такое, чего и врагу не пожелаешь. Рассудок ее помутнен, и реакция на появление Ильи в наручниках вполне объяснима. Но и ментов можно понять: ведь им хочется трактовать увиденное в свою пользу! И никто теперь его не спасет, никто не поможет.
И тут он сообразил: то есть как это «никто не спасет?» Уж если все обстоятельства сложились против него, то единственный выход – помочь себе самому. С войны живым вернулся, а тут какие-то курортные менты... Не страшней кавказских боевиков!
Бежать, бежать, бежать любой ценой! Хуже, чем теперь, все равно не будет. Еще несколько дней – и его «запрессуют» или менты, или уголовники.
Но как отсюда бежать? И тут кстати вспомнилось: туалет, открытая дверь в него из этого коридора!
– Пошли! – сержант резко дернул рукой, пристегнутой к запястью подследственного.
Стеклянные двери, коридорные столики для дежурных медсестер, сухой скрип линолеума под ногами... А вон и узкая полоса света из проема приоткрытой двери туалета. Ну что – была не была!
– Товарищ сержант, – заныл Илья, – что-то живот схватило... Можно в туалет?
– Ничего, до ИВС дотерпишь.
– Боюсь, не доеду... – Корнилов заскрипел зубами. – Понос.
Поводырь вопросительно взглянул на начальника.
– Ладно, – проговорил тот снисходительно. – Отведите его на очко, а то он и впрямь всю машину обделает!
– Мне тоже с ним? Там, правда, сортир очень тесный.
– Сними с него браслеты. Третий этаж, не убежишь. Да и куда ему с подводной-то лодки деться?
Щелкнул замочек наручников. Илья захрустел затекшим запястьем.
– Дверь не закрывай! – потребовал сержант. – Оставь проем, чтобы мы тебя видели.
– Ага, – прокряхтел Илья, делая вид что расстегивает брюки.
Голова сержанта маячила в двух шагах, в проеме приоткрытой двери. Его нога, обутая в шнурованный ботинок, стояла в проходе, блокируя дверь на тот случай, если подследственный захочет закрыться изнутри. Корнилов быстро осмотрелся. В углу туалетной кабинки, справа от унитаза, стояло несколько деревянных швабр, тускло поблескивало цинковое ведро с устрашающей надписью «Для хирургических отходов», висели на батарее влажные тряпки из мешковины.
– Давай быстрей, у меня дежурство заканчивается, – потребовал сержант.
Илья понимал: действовать следует предельно быстро, на опережение. Ведь менты, стоящие за дверью, к концу рабочего дня устали: жара, поездка по городу, бесконечные оформления документов...
Корнилов осторожно приподнял швабру и, не сводя глаз с двери, резко ударил ее черенком по ноге в ботинке, блокировавшей дверь. От неожиданности сержант одернул ногу, и Корнилов тут же навалился на дверь всем корпусом, мгновенно щелкнул шпингалетом и вскочил на унитаз.
Снаружи послышались встревоженные голоса, и сержант, поняв, сколь непростительную ошибку он совершил, принялся барабанить в дверь кулаками.
Медлить было нельзя... Илья изо всех сил ударил шваброй в оконное стекло, и оно, хрустнув, водопадом обрушилось наружу. Обмотав руку тряпкой, Корнилов быстро выбрал торчащие из рамы осколки и выглянул наружу. Высота была приличной – не менее семи метров. К тому же вечерняя тьма не позволяла рассмотреть, что там внизу, асфальт или клумба.
А в дверь уже ломились – хлипкая фанера трещала под ударами. Перевалив туловище через раму, Илья выглянул наружу. Слева, метрах в трех, темнела пожарная лестница. Это было редким везением...
Меньше чем через минуту Корнилов уже был внизу. Совсем рядом темнели кусты можжевельника, и это оказалось кстати. Рывок через заросли, высоченный бетонный забор, который Илья преодолел за считаные секунды, темный пустырь с мусорными контейнерами... Погони вроде бы не было, и беглец почувствовал себя в относительной безопасности. Осмотревшись, он мгновенно сориентировался: бежать следовало наверх, в нагорную часть Ялты.
Болело плечо, сердце колотилось загнанным зверем, по лицу грязными струйками стекал пот, рубашка прилипла к телу, но Корнилов словно не замечал этого. Не оборачиваясь в сторону больницы, он упрямо карабкался вверх, по склону горы. Илья был уверен: там, в зарослях, плавно переходящих в густой сосновый лесок, его наверняка не будут искать. По крайней мере – до конца этой ночи.
Корнилов старался не думать, что будет дальше. Инстинкт опытного окопного бойца подсказывал молодому ветерану: на войне только дурак может спрашивать, что может произойти завтра. На войне главное – пережить сегодняшний день...
