– Мы находимся в Балашихе. Вот дом, где живет преступник. Вот его подъезд... – распиналась Анастасия.
Эпизод заканчивался словами Антонины Тимофеевны:
– Сынок... сдавайся.
Внимательный глаз заметил бы, что между словами Антонины Тимофеевы «сынок» и «сдавайся» кадр вздрагивал. Артикуляция мамы «преступника» словно прерывалась, а потом опять возобновлялась.
Локис подскочил, начал всматриваться в глаза мамы.
– Антонину Тимофеевну они показывают каждый час, – полковник Белогуров говорил ровным голосом. – Но ты не беспокойся, я ей уже позвонил. Эта ненормальная журналистка хотела на нее «наехать». У тебя мировая мама, не повелась. Видел, как она говорит, с запинкой. Так вот, она сказала, так: «Сынок, если виноват, сдавайся». Эти суки вырезали середину фразы. Чтобы на тебя подействовать. И им это позволили – чтобы обезвредить преступника, все средства хороши..
– Мам, дестантники не сдаются! – произнес Локис.
– Правильно. Мы сейчас что-нибудь придумаем, – поддержал его полковник Белогуров.
– Товарищ полковник, я не виноват.
– Не канючь, товарищ старшина, – резко оборвал его полковник Белогуров.
В телевизоре вновь появилась та же тележурналистка, под ней вспыхнула бирюзовая подпись: «спецкорреспондент Анастасия Голецкая».
– Сейчас здесь тихий, спокойный лес, – говорила она вкрадчиво. – Вот там дальше виднеются холмы. В конце Великой Отечественной войны именно на этой земле шли ожесточенные бои. Впервые немцам пришлось драться и умирать на прусской земле...
Затем появилась эмблема патриотического клуба «Летящий беркут». Антон с пафосным видом рассказывал:
– Нашему клубу уже девять лет. В следующем году – десять. Круглая дата.
– Это он! – произнес Локис.
– Кто? – одновременно спросили полковник Белогуров и Шимаченков.
– Он Валерке финку всадил. Сука.
– И сколько наши ребята вернули стране забытых имен, – продолжал вещать Антон. – Сколько сыновей и дочерей узнали, где находится прах их отцов...
В кадре показали Грубаса Робокопа, Чечёру Экскаваторщика в чистой спецодежде. Они потрясали лопатами и совками. Оператор наехал на их руки с корявыми, черными по краю ногтями...
– А это его уроды. С ними у нас произошла стычка... – сообщил Локис.
Снова заговорила Анастасия Голецкая:
– Интересно, что не только имена советских солдат и их прах возвращают родным и родине эти ребята. Недавно Антон Прокопьевич Скорняшко – президент клуба «Летящий беркут» – обнаружил прах немецкого офицера, дворянина, барона. Антон Прокопьевич, конечно же, мог бы ничего не сообщать родным барона, ведь это же враг. Однако время вылечивает раны, и чтобы война никогда не повторилась, о ней надо помнить. Теперь в роду фон Пфайфельгофф всегда будут помнить о войне. И никогда представители этого древнего рода не будут воевать с Россией.
По телевизору показали Фердинанда, фрау Энгельберту. Мелькнула Вероника.
Николай Прокопьевич, смущаясь от того, что его снимают, кривился в улыбке и на руках подавал кости.
– Мы рады и горды, что наш скромный труд служит для дела дружбы и мира между нашими народами, – завершил Антон.
– Получается, этот Антон у них главный гробокопатель, – задумался Анатолий Иванович.
– Интересно отметить, что благодаря семейной трагедии и ее чудесному разрешению, – вещала с экрана Анастасия Голецкая, – барон решился сделать инвестиции в наш российский анклав.
– Я, я, – подтвердил Фердинанд.
– Барон фон Пфайфельгофф вкладывает деньги в торговлю металлоломом, – типа по большому секрету всему свету сообщила Анастасия Голецкая.
– Антон Прокопьевич Скорняшко. Я запомнил, – сказал с постели Шимаченков. – Найдем урода.
– Теперь ясно, – сказал Локис, – немец хочет купить этот танк. Вот чего они сразу его начали разбирать. Боевой советский танк для него металлолом? – Анатолий Иванович, отпустите нас, мы выщемим его, – попросил Локис.
– И всех этих вонючек, – добавил Шимаченков.
– Говорил я сегодня и с начальником милиции, и у военного прокурора был, – с досадой начал полковник Белогуров, – вот только до ФСБ пока не добрался, только созвонился по «вертушке». Не хотят они от своей версии отказываться. Удобно им тебя, Володя, в убийцы записать. Пускай, говорят, сдастся, а там мы подумаем. Говорят, мы же тоже правду защищаем.
– Знаем мы их правду. Как начали с тридцатых защищать, так все и защищают, – вставил свои пять копеек Шимаченков.
– Я уже думал и сам – прийти и сдаться. Но этим я делу не помогу, – признался Локис.
– Честно говоря, ты прав, – сказал Анатолий Иванович, – я же неспроста весь этот маскарад затеял. Ведь за мной тоже «топтуна» приставили. Знают черти, что я сам лично с тобой повидаться. Короче, если у тебя есть, что предпринять, то предпринимай. Если нет – садимся в такси, и я тебя отвожу в ФСБ.
– Есть одна задумка, товарищ полковник, рискованная, – начал было Локис.
– Десантник говорит о риске? – не понял полковник Белогуров.
– Извините, товарищ полковник. Это я, чтобы Шима хорошенько подумал, пойдет он со мной или нет.
– Эй, Медведь, ты что, с дуба упал? – надулся Шимаченков.
– Если честно, гробокопатели вооружены до зубов. Трофейные автоматы, пистолеты. Патронов – навалом. Действовать надо предельно осторожно. Шима, не лезть на рожон... – предупредил Локис.
– Ладно, мужики, я вам кое-что купил пожрать, – Анатолий Иванович поднялся с кресла, открыл тумбочку, которая на самом деле оказалась холодильником. – На коньяк не налегать... Я сам буду «банковать». А ты, Володя, пожуй, подумай, и потихоньку нам выкладывай свой план.
Пикнул будильник.
– Двенадцать, – произнес полковник Белогуров. – Так. Сейчас молчать.
Он достал квадратную супермобилку из черного кожаного чехла, вытащил антенну.
– Товарищ генерал-майор, полковник Белогуров. Мои люди у меня. Так что задание выполнено целиком и полностью, – доложил он.
– Хорошо, верю, – ответил генерал-майор Федосеев. – Вези этих архаровцев ко мне.
– Товарищ генерал-майор...
– Да?
– На мою ответственность. Дайте нам одни сутки. Парень же золотой. Мы добудем все необходимые доказательства. Только одни сутки.
Генерал-майор задумался. Прошло несколько секунд, но для полковника Белогурова и его десантников показалось, что прошло не меньше получаса.
– Добро... На твою ответственность. Отвечаешь головой. Завтра к восемнадцати... Нет, маловато, к двадцати одному... Черт с тобой, к двадцати четырем часам доклад мне лично...И смотри, Белогуров, если что, пойдешь ко мне в дворники.
