Полковник Белогуров от неожиданности поднял брови.
– Товарищ генерал-майор, вы шутите или знаете...
– Мы, Белогуров, никогда просто так не шутим.
Послышались гудки.
– Ну что, соколы. До завтра, до двадцати четырех часов у нас есть время. Но если произойдет ЧП – генерал-майор сказал, что отправит меня в дворники.
– Анатолий Иванович, а у вас это, кстати, хорошо получается, – улыбнулся Шимаченков.
От коньяка сержант-десантник порозовел.
– Цыц. Много стал себе позволять.
– Есть цыц, – взял себя в руки Шимаченков.
– То-то... Ну давай, Володя, выкладывай, что ты надумал.
35
На улице, ведущей к вокзалу, выстроилась плотная вереница автомобилей. Они двигались чрезвычайно медленно. Во всяком случае, так казалось Антону. Он опаздывал. Поезд на Берлин отходил через считанные минуты. Вокзал близко, а эти консервные банки на колесах никак не давали приблизиться к привокзальной площади. Ко всему прочему, надо было еще и припарковаться.
Бежевый «Гольф», управляемый Антоном, метался из левой полосы в правую. Водители ругались, матюгались, крутили пальцем возле виска. А кто не хотел уступать дорогу, демонстрировал и более откровенные жесты – вытянутый средний палец или, схватившись одной рукой за плечо, другой выставляли вверх кулак.
– Сами козлы... – орал на весь салон Антон... – Милашка, ну пропусти, пропусти, хорошая девочка... Вот сука.... Эй, ветеран, дай проеду. Не бойся! Впритирку... Не зацеплю... Все равно твоей колымаге уже ничем не навредишь. Да пошел ты! А это что за волосатик за рулем? Откуда в нашей стране столько патлатых на таких машинах. Эй, засранец, пропусти...
Впереди слева уже был «Ниссан-патруль» – черный и блестящий. Из него басс-гитарой бухал русский шансон. Водила не спешил никого обгонять. Ехал спокойно, на расслабоне и припеваючи.
– Эй, браток, пропусти своего...
Джип «Гольфа» за своего не принимал.
Наконец-то Антон подъехал к вокзалу, вычислил место парковки, благо «Фольксваген-Гольф» – машина маленькая.
Тут же к нему подбежал чувак в жилетке со светоотражающей полосой.
– Платная? Неужто?
– Да.
– Черт с тобой. Нет времени разбираться.
Антон сунул купюру – «без сдачи» – и рванул к перронам.
Он быстро заметил, кого искал.
Фердинанд и фрау Энгельберта шли к берлинскому вагону. Барон вез блестящий металлом чемодан на колесиках.
– Фу, успел, – вздохнул Антон.
Он боялся, что Фердинанд отправит баронессу, а сам пойдет в какой-нибудь ресторан. Они договаривались на завтра, на четверг. Но оказалось, что и сегодня есть неотложные дела. И вообще, немца нельзя упускать из виду.
Мать и сын остановились возле своего вагона, и пока не появилась проводница, вполголоса беседовали.
– Спасибо, сынок, что организовал эту поездку, – признательно сказала фрау Энгельберта.
– Мутти, вы утомились? – как можно нежнее произнес Фердинанд.
– Нет. Я должна была это выдержать.
– Я вами горжусь. Я всегда вами гордился.
– Спасибо, мой мальчик. Как ты похож на Фридерика, – фрау Энгельберта глубоко вздохнула.
– Попрошу билеты, – из вагона вышла стройная девушка в железнодорожной форме.
Она говорила строго, хотя и не скрывала мягкие обертоны своего голоса.
Фердинанд показал билет.
– Пятое купе.
Фердинанд не понял.
– Фюнфте абтайль, – повторила проводница и улыбнулась самой милой улыбкой.
– Данкешён, – поблагодарил ее Фердинанд за ломаный немецкий и помог своей матери подняться по железным ступенькам.
Барон Пфайфельгофф провел баронессу в купе, поднял нижнюю полку, поставил чемодан в отсек. Осмотрел полку, догадался, как ее опускать, и присел напротив баронессы.
Пока они были одни в купе, он спросил:
– Мутти, вы же не сильно обижаетесь на меня, что я вынужден задержаться?
Фрау Энгельберта промолчала.
– Наш дворецкий будет встречать вас в Берлине, – продолжил Фердинанд, – а у меня здесь еще кое-какие дела.
– Металлолом? Ты же ничего в этом не понимаешь...
– Я проконсультировался у Эрика.
– Этого Штангенбауэра?
– Да, мутти.
– Ой, ой, ой, – поджала губки фрау Энгельберта. – Так он же, сырная башка, вообще ни в чем не разбирается.
– Но, мутти. Поверьте, в металлоломе он кое-что смыслит.
– Я приеду домой, позвоню Себастьяну фон Кляйфитцу. Во время войны он был инженером на фабрике Круппа. Тогда столько плавили металлолома. Он то в этом разбирается.
– Не надо, мутти. Дедушка Себастьян старый почтенный человек. Зачем же его по пустякам беспокоить. Я сам разберусь, – уверял ее Фердинанд.
– Ох, мой мальчик, какой ты у меня упрямый, – баронесса загляделась на сына, – точно такой же, как твой отец.
– Прошу провожающих покинуть вагон.
Фердинанд посмотрел на громко говорившую проводницу.
– Щто? – спросил он.
– Биглайтер... – сказала она и добавила совершенно не понятное немецкое слово: Выкинштэйн...
– Айн маль? Ещчё г'ас пошялюста...
– Биглайтер – вэк... Аус ваген... Че тут непонятного. Пассажиры, вон из вагона.
– Может, надо было самолетом? – спросил он.
– Нет, самолетом без тебя я летать не буду, – покачала головой фрау Энгельберта.
– Спокойно доехать, мама, – пожелал Фердинанд.
– Удачи, сынок.
Фердинанд поцеловал ей щеки и руки, быстрым шагом вышел в тамбур, когда проводница уже готова была опустить подножку.
– Прыгай, быстрей.
Фердинанд замешкался.
– Давай, а то тронемся, ноги поломаешь. Прыгай... Шпринген. Скок-скок.
Барон выпрыгнул – как раз вовремя. Поезд через секунду дернулся, поехал. Фердинанд помахал маме, которая смотрела на него из окошка.
Баронессе помахал и Антон. Он встал рядом с Фердинандом, энергично тряс большой мозолистой ладонью. На душе у фрау Энгельберты было неспокойно. И становилось тревожно, когда видела рядом со своим сыном этого звероподобного человека.
Поезд увозил ее домой. И она уже никак не могла повлиять на своего сына.
– Ну, все, гер-германиш, поехали. У меня время – это бабки. Завтра четверг. Ты что, не понял?
– Вег'оника? – спросил он, поставив ударение на «о».
