– Пора! – скомандовал Грубозабойщиков. – Пока нас снова не отнесло течением.
Послышалось оглушительное шипение сжатого воздуха, вытесняющего из цистерн воду. «Гепард» словно нехотя стал подвсплывать; на экране было видно, как световое пятно на льдине постепенно делается все меньше и ярче.
– Дать пузыря, – приказал Грубозабойщиков.
Готовясь к удару, Дроздов напряг мышцы, одной рукой уцепился за столик, а другой – за вентиль над головой. Лед, видимый на экране, ринулся вниз, навстречу им. Внезапно изображение запрыгало, заплясало, «Гепард» вздрогнул, завибрировал всем корпусом, несколько лампочек погасли, изображение на экране дернулось, пропало, появилось снова – рубка все еще находилась подо льдом. Потом «Гепард» судорожно взбрыкнул, накренился, палуба надавила на подошвы, как скоростной лифт при подъеме. Рубка пропала, весь экран заволокла темно-серая муть. Голосом, в котором все еще чувствовалось напряжение, командир поста погружения твердил:
– Десять метров! Десять метров!.. Мы пробились.
– Что и требовалось доказать, – негромко произнес Грубозабойщиков. – Немного терпения – и дело в шляпе.
Дроздов взглянул на этого пухленького, светловолосого коротышку с добродушным лицом – и в сотый раз удивился тому, как редко железные люди внешне похожи на самих себя.
Перестав изображать из себя героя, он достал носовой платок, вытер лицо.
– Теперь можно и погулять по льду. Давайте-ка убедимся, что держимся прочно.
Добавив еще сжатого воздуха в цистерны, офицер по погружению заявил:
– Теперь никуда не денемся, товарищ командир.
– Поднять перископ.
Снова послышалось шипение. Длинная сверкающая труба выдвинулась из колодца.
Даже не отогнув складывающиеся рукоятки, Грубозабойщиков взглянул в окуляр и выпрямился.
– Как там наверху? Прохладно?
Грубозабойщиков кивнул.
– Ничего не видно. Должно быть, пленка воды на линзах тут же замерзла… – Он снова повернулся к вахтенному: – На десяти прочно?
– На все сто!
– Ну, и прекрасно. – Грубозабойщиков взглянул на боцмана, надевавшего тяжелый овчинный тулуп. – Как насчет прогуляться, Эдик?
– Сейчас, товарищ командир… – Эдуард Тверской застегнул тулуп и добавил: – Только немного уберусь на мостике.
– Зачем? – возразил Грубозабойщиков. – Лед слишком толст; скорее всего, он развалился на крупные куски и свалился в воду.
В ушах закололо от перепада давления – открыли люк. Щелкнул еще один фиксатор, и они услышали голос боцмана в переговорной трубе:
– Наверху чисто.
– Поднять антенну, – скомандовал Грубозабойщиков. – Дмитрий, распорядись, чтобы радисты включили передатчик. Пусть стучат, пока пальцы не отвалятся… Мы останемся здесь, пока не подберем всех с буровой.
– Если на ней кто-нибудь уцелел, – бросил Дроздов.
– В том-то и дело, – согласился Грубозабойщиков, не решаясь взглянуть майору в глаза.
16
Все моряки мира считают подводников людьми особого сорта, а сами подводники такими людьми считают акустиков.
Армстронг видел, что акустик мичман второй статьи Берни Фактороу находится в своем обычном состоянии. Зажмурив глаза и навалившись грудью на заваленный приборами стол, он слушал Баха на своем портативном плеере. Фактороу принадлежал к тому типу меломанов, для которых важно было не только то, что исполняют, но также кто, как и на каких инструментах.
Армстронг прощал ему его странности. Например, акустик никогда не ходил на берег в военной форме, и хотя девушки находили его интересным, он не обращал на них внимания.
– Не стоит пренебрегать практической пользой от эксцентричности, – напоминал себе Армстронг брошенную кем-то фразу. Он знал истинную цену Фактороу. За время патрулирования лодки в заданном районе Баренцева моря акустик настолько свыкся с окружающей его обстановкой, что различал всех обитающих там тюленей по кличкам. Он прислушивался к звукам моря с той же тщательностью, с какой слушал свои записи.
Фактороу пришел во флот после четвертого курса консерватории. Аскетизм флотской службы настолько пришелся по душе музыканту-недоучке, что он продлил контракт. Кроме того, надо было подзаработать денег для дальнейшей учебы.
Высокий, худой, светловолосый Фактороу состоял из рук и ног. Его густые русые волосы, которые он даже не пытался причесать, торчали во все стороны. Время от времени, согласно Уставу, он подстригал их и иногда даже пользовался расческой, когда она была под рукой, но делал это очень редко.
Транс, в котором находился Фактороу, продолжался 15 минут – несколько больше, чем обычно. Акустик откинулся назад и зажег сигарету.
– Кажется, что-то есть.
– Что именно? – спросил Армстронг, отрывая голову от подголовника кресла. Он знал, что Фактороу тревожить по пустякам не будет.
– Пока не знаю, – акустик снял большие плотные наушники и протянул их командиру. – Хотите послушайте сами, сэр.
Армстронг надел наушники и закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться только на слуховых ощущениях. Сначала это был слабый низкочастотный звук или только шумовой фон – командир не мог точно решить. Затем он перешел в биения. Армстронг слушал несколько минут, потом снял наушники и покачал головой.
– Появился с носовой антенны, – доложил Фактороу.
Он имел в виду многофункциональную параболическую антенну диаметром 5 метров, плотно облегающую нос корабля. Она предназначалась как для активного, так и для пассивного пеленгования. Кроме того, с ней были связаны два сонара, расположенные по бокам лодки. С помощью такой механической системы, скопированной с органов чувств акулы, создавалась триангуляционная сеть, позволяющая определять координаты любой запеленгованной цели.
– Потерял… потом снова… потом опять потерял, а теперь вот вернулось, – продолжил Фактороу. – Определенно это не винт, не кит и не рыбный косяк… Больше похоже на звук двух столкнувшихся металлических шаров… Появился и исчез… Где-то к северо-западу между нами и полюсом.
Это значило, что источник звука находился не так уж и далеко.
– Давай-ка поглядим на этом, – предложил командир, указав глазами на осциллограф. – Говорят, он настолько чувствителен, что улавливает даже стоны затонувших кораблей…
Фактороу подключил выводы от своего ларингофона к осциллографу. На экране запрыгали колеблющиеся синусоиды. Покрутив в течение минуты ручки настройки, он добился устойчивой картинки волны с переменной амплитудой.
– Нерегулярный…
– Да, странно, – согласился Армстронг. – После удара звук идет как периодический, а картина выглядит нестационарной.
– Знаете, что? – Фактороу встал.
