– Одна мелочь, – отрезал Тяжкороб. – У нас нет такой рации. Не предусмотрена типовой номенклатурой.
– У меня в чемодане лежит «Р-104» с радиусом действия двадцать километров, – сообщил Дроздов.
– Надо же, какое совпадение! – пробурчал Тяжкороб. – Случайно прихватили с собой, верно?.. У вас в чемодане еще много таких забавных вещичек?
– Что находится в багаже у майора, не наше дело, – с легкой укоризной произнес Грубозабойщиков. – Нас должно интересовать другое – он собирается уйти в одиночку. Это уже касается и нас. Андрей Викторович, вы в самом деле полагаете, что мы согласимся?
– Я не прошу вас ни с чем соглашаться, Владимир Анатольевич, – заявил Дроздов. – Ваше согласие мне до лампочки. Прошу вас об одном: не мешайте. Если можно, дайте мне кое-что из продовольствия. Если нет, обойдусь и так.
С этими словами он вышел из центрального и отправился в свою каюту. Притворив дверь, тут же заперся на ключ.
Полагая, что Тяжкороб будет не слишком обрадован, найдя дверь собственной каюты на замке, майор не стал терять времени даром. Набрав шифр, открыл чемодан. Почти половину его объема занимала защитная арктическая одежда, самая лучшая, какую только можно было достать на складе в порту.
Дроздов сбросил с себя одежду, натянул просторное вязаное белье, шерстяную рубашку и вельветовые штаны, а поверх – толстую шерстяную альпийку с подкладкой из чистого шелка. Слева под мышкой был пришит кармашек на суконной подкладке, еще один такой же карман виднелся и справа. Запустив руку на дно чемодана, майор извлек оттуда три предмета – «ПМ», который точно уместился в левом кармане, и две запасные обоймы, которые разместились в правом.
Дальше было проще. Две пары толстых грубошерстяных носков, фетровые боты и, наконец, верхняя парка из меха росомахи и брюки из оленьих шкур. Капюшон из волчьего меха, сапоги из тюленьей шкуры и рукавицы из меха северного оленя поверх перчаток из ситца и варежек из шерстяной пряжи довершили наряд.
Повесив на шею защитные очки и маску, он сунул во внутренний карман меховой парки водонепроницаемый фонарь, извлек «Р-104» и, закрыв чемодан, снова запер его на шифр – пусть будет хоть какое-то занятие Грубозабойщикову на время его отсутствия. Разместив в рюкзаке медицинскую сумку и стальную фляжку со спиртом, Дроздов отпер дверь каюты.
Когда он вернулся на центральный, то увидел, что Грубозабойщиков за это время не сдвинулся с места. К нему с Тяжкоробом добавились еще двое: матрос Рукавишников и радист Зубринский, самые крупные парни на корабле.
Увидев это, Дроздов обратился к командиру лодки:
– Хотите применить силу?
– Небольшая формальность, – заявил Грубозабойщиков. – Заявление для видеозаписи. Ваши намерения самоубийственны. Я должен иметь видеоподтверждение.
– Прекрасно, теперь мое заявление записано на пленку, причем в присутствии свидетелей. Что дальше?
– Я не могу дать свое согласие. Только что обнаружена опасная поломка. Сейчас выяснилось, что сгорело одно из защитных реле на ледомере. Запасных у нас нет, надо перематывать обмотку. Вы сами понимаете, что это значит. Если нам придется нырнуть, мы не сможем найти дорогу обратно. Тогда всем крышка. Я имею в виду тех, кто останется на льду.
Дроздов не стал осуждать командира за ложь, но он был немного разочарован: у того было время придумать что-то позаковыристее.
– Давайте НЗ, командир.
– Вы все равно идете?
– Перестаньте! В конце концов, я пойду и без НЗ.
– Моим ребятам, – Грубозабойщиков кивнул на Рукавишникова, Зубринского и Тяжкороба, его голос звучал теперь угрожающе, – все это может не понравиться.
– А мне плевать.
– Они просто не могут позволить вам совершить такую ошибку, – настойчиво продолжал командир.
Дроздов против этих великанов был как теленок против тигров. Конечно, у него был пистолет, но чтобы достать его из-под верхней одежды, ему пришлось бы раздеваться. Его противники успеют среагировать раньше. Но даже если он достанет пистолет – что с того? На испуг их не возьмешь. Не пускать же в ход оружие.
– И они не позволят вам совершить ошибки, – снова заговорил командир. – Если, конечно, вы не возьмете их с собой. Они сами вызвались сопровождать вас. Все добровольцы.
– Мы добровольцы, – фыркнул Рукавишников. – Особенно, когда в тебя ткнули пальцем.
Подводники стояли и мялись, чувствовалось, что им очень не хочется идти в ледяную пустыню.
– Мне не нужна помощь, – заявил Дроздов.
– Вот и вызывайся после этого добровольцем… – заметил Рукавишников, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Вы подвергаете опасности жизнь своих подчиненных.
– В походе шансы на успех у группы вдвое больше. Если мы позволим штатскому в одиночку отправиться на буровую, а сами будем отсиживаться, как зайцы, в тепле и уюте, то что о нас станут говорить во флоте?
– А что думают по этому поводу ваши подчиненные?
– Вы же слышали, что сказал командир? – произнес Рукавишников. – Мы вызвались добровольно. Да гляньте хоть на Зубринского. От одной его бороды все белые медведи разбегутся!
– Перестань, – сказал Зубринский. – А то передумаю!..
И Дроздов уступил. Иного выбора не оставалось. Да и в отличие от остальных он не был героем.
20
Поскользнувшись на гладкой поверхности льда, Тяжкороб упал на спину, его снежная маска слетела с лица и наполнилась доверху снегом. Зубринский, голова которого в шерстяном шлеме казалась страшно толстой, пришел к нему на помощь, помогая подняться.
– Смотри не свались, – сквозь пургу заорал сзади Рукавишников.
– А то что? – Зубринский подозрительно посмотрел на матроса.
– Если упадешь, тебя не подымешь…
Зубринский, сурово кося глазом из-за защитной маски, направился к нему, но идущий впереди Тяжкороб, внезапно оглянувшись, сказал:
– Давай, давай, плететесь, как мухи по струне…
Тут же Зубринский сделал попытку напомнить про привал.
– Все, больше не могу…
– Тогда падай и оставайся, – донесся до него бесчувственный голос Тяжкороба.
Он неутомимо шагал впереди, зорко вглядываясь в мутную темень. В накинутом на голову капюшоне он был похож на одного из первых покорителей полюса. В его рюкзаке находился пятнадцатикилограммовый груз, который он нес с завидной легкостью. Сзади него шел Рукавишников, подоткнув под ремень полы тулупа, за ним Дроздов, и замыкал колонну Зубринский с радиостанцией за плечами.
Вот уже три с половиной часа они по очереди выдвигались метров на десять вперед и прокладывали путь, держа в руке один конец страховочной веревки, а в другой – пешню или ледоруб. Двое ведомых отставали метров на десять – с таким расчетом, чтобы в случае необходимости подстраховать ведущего. Такая необходимость уже возникала. Скользя и скатываясь, старпом на четвереньках вскарабкался по иссеченной трещинами вздыбленной льдине и в то же мгновение упал вниз, пролетев больше трех метров. Рывок был для него столь же болезненен, как и для других, удерживающих веревку. Прежде чем они благополучно подняли его на поверхность, Тяжкороб с две-три минуты провисел над только что образовавшейся полыньей. Он висел буквально на волоске от гибели, ведь при минусовой температуре и ледяном ветре даже на миг окунуться в воду означало верную смерть. Шок, вызванный мгновенным перепадом температур в полусотню градусов, и скованность ледяным панцирем – человек неотвратимо гибнет от холода.
