28
– Вам повезло. Эта ракета была последней перед погружением, мы и так их запускали около часа… Как там остальные?
– Конечно, там холодрыга, – заверил Тяжкороб, переводя довольный взгляд с командира на Дроздова, а потом с майора на стакан, который держал в руках, – но дня два о них можно не беспокоиться.
Майор прекрасно понимал, что перед взором старпома встает обугленная бесформенная груда плоти – все, что осталось от нескольких людей, – но тот не хотел сейчас говорить об этом.
– Вот и отлично, – улыбнулся Грубозабойщиков. – С полчаса назад разводье начало смыкаться, но это уже не имеет особого значения – мы в любое время можем нырнуть. Главное, мы нашли неполадку в ледомере. Повозиться еще придется, но через несколько часов, думаю, все будет в порядке. Подождем, пока заработает эхолот, потом аккуратненько пощупаем ледяное поле и выпустим торпеду точно в центр полыньи. Если толщина льда не превышает двух метров, отверстие пробьем без труда.
– Отлично, – Тяжкороб выпил медицинский спирт из стакана. Затем неуклюже поднялся на ноги и потянулся. – Сколько у нас торпед в рабочем состоянии?
– Четыре, не меньше.
– Пожалуй, пройдусь, помогу Микояну с пуском. Если вы, конечно, не против, Владимир Анатольевич.
– Конечно, против, – мягко заметил Грубозабойщиков. – Посмотри на себя в зеркало. Тебе член в дырку не вставить, а ты хочешь торпеду… Только спать!
Тяжкороб не стал спорить. Он направился к двери.
– А вы, Андрей Викторович?
– Сейчас.
– Спасибо. – Старпом положил руку майору на плечо, и в его воспаленных запавших глазах появилась улыбка. – Спокойной ночи!
Когда он ушел, Грубозабойщиков спросил:
– Паршиво было?
– Да уж не воскресная прогулка по Арбату.
– Мне очень жаль, Андрей Викторович.
Дроздов глянул на него и медленно кивнул, зная, о чем он говорит. В таких случаях трудно найти что-нибудь подходящее. Поэтому Дроздов просто заметил:
– Не он один – семь человек погибли, Владимир Анатольевич.
– Оставим мертвых здесь?
– Можно еще спиртику, командир? Боюсь, его запасы у вас за последнее время здорово уменьшились…
Дроздов подождал, пока он наполнит стакан.
– Мы не должны их оставлять. Надо провести экспертизу… Да и вообще, надо бы передать родственникам для захоронения…
У Грубозабойщикова словно камень упал с души. Он понял, что Дроздов это заметил, и поторопился переменить тему:
– А эта аппаратура для наблюдения за запуском американских ракет? Она погибла?
– Да.
Скоро командир и сам убедится, что такой аппаратуры и не существовало. Какова будет его реакция, когда он узнает, что майор вешал ему лапшу на уши, Дроздов даже не мог себе представить. Но это уже не имело никакого значения.
– А что с образцами донного грунта? Вы нашли их?
– Не знаю, не искал… Там нет ничего похожего на это.
Внезапно майора охватило ощущение безмерной усталости. С усилием поднявшись на ноги, он попрощался с хозяином и вышел.
Когда он вошел в каюту, Тяжкороб уже лежал на койке. Меховая его одежда валялась там, где он ее снял. Убедившись, что он спит, майор разделся, повесил одежду в гардероб и убрал свой «ПМ» в кобуру. Потом лег на койку, пытаясь уснуть. Но возбужденный мозг не хотел покоя. Хотя Дроздов и был ужасно измучен, но сон не шел.
В голову лезли всякие мысли, нервы были взвинчены. Он поднялся с постели и, натянув рубашку и хлопчатобумажные брюки, направился на центральный, где и провел остаток ночи. Расхаживая взад-вперед, он наблюдал, как возятся с ледомером два техника, читал радиотелеграммы, не перестававшие поступать с берега, и пил кружку за кружкой кофе. Так он скоротал ночь, и хотя не сомкнул глаз, когда наступило утро, чувствовал себя свежим и почти отдохнувшим.
Все, кто собрался в кают-компании завтракать, были спокойны и веселы. Люди сознавали, что отлично сделали свое дело, каждый считал, что главные трудности позади. Ни у кого не было сомнений, что «Гепард» сумеет пробить отверстие во льду.
– Засиживаться за кофе не придется, – сказал Грубозабойщиков. – На буровой ждут нас. Ледомер на ходу почти час. Прямо сейчас погружаемся, проверяем, как он действует, а потом готовим торпеды – пары, по-моему, хватит.
Спустя пятнадцать минут «Гепард» снова был в своей стихии, на глубине 50 метров от поверхности моря – вернее, от полярной шапки льдов. Минут десять, отмечая на штурманской карте свое положение относительно буровой, они крутились туда-сюда, пока не убедились, что ледомер работает нормально. Грубозабойщиков удовлетворенно кивнул головой.
– Порядок, – обернулся он к Тяжкоробу и командиру торпедистов Микояну. – Можете приниматься за дело. Если хотите, можете составить им компанию, Андрей Викторович.
Грубозабойщиков знал или подозревал, что Дроздов не только угнетен смертью друга, но и встревожен чем-то еще. Он, конечно, уже слышал, что майор провел ночь, бесцельно слоняясь по центральному, хотя даже словом об этом не обмолвился. Капитан понимал, что Дроздов будет рад отвлечься хотя бы на минуту от тяжелых раздумий, найти какое-нибудь занятие, позволяющее хоть на время забыть про заботы и волнения. Вероятно, этот человек с необыкновенно острым умом еще многое знал и о многом догадывался. Решив, что все равно ничего нового он не узнает, майор пошел вместе с Тяжкоробом и Микояном в торпедный отсек.
29
Тяжкороб подошел к пульту управления погружением и всплытием и принялся изучать световое табло. Ночной сон пошел старпому на пользу: если не считать иссеченной ледышками кожи на лбу и скулах, он полностью стал самим собой – жизнерадостным, раскрепощенным, бодрым и чуть циничным. Тяжкороб показал рукой на панель.
– Сигнальные лампочки торпедного отделения. Если горит зеленая, значит, крышка торпедного аппарата закрыта. Шесть люков открываются в море – носовыми крышками, – а шесть служат для загрузки торпед в аппараты. Всего двенадцать лампочек. Горят только зеленые? – обратившись к Микояну, спросил он.
– Только зеленые, – эхом отозвался Микоян.
Они двинулись дальше, миновали кают-компанию, по широкому трапу спустились вниз, в матросскую столовую, а уже оттуда направились в носовой отсек запасных торпед. Там их уже ожидали пять человек: четверо матросов и старшина Быковский.
– Сейчас вы поймете, – повернувшись к Дроздову, заметил Тяжкороб, – почему офицеры получают больше, чем матросы и старшины.
Засмеявшись, Быковский открыл первую дверь в первой защитной переборке. Они перешагнули через высокий порожек-комингс, подождали, пока за ними повернут задрайки, потом отдраили люк в следующей переборке и, переступив еще через один порожек, очутились в тесном торпедном отсеке. На сей раз дверь была оставлена открытой и закреплена стопором.
