Грубозабойщиков улыбнулся. Дроздов не поверил своим глазам: командир улыбался! Потом проговорил:
– Ошибаетесь, Андрей Викторович! От отравления не умрет никто. Через пятнадцать минут весь корабль будет дышать чистым воздухом.
Майор с Тяжкоробом переглянулись. Неужели все-таки нервная нагрузка оказалась слишком велика для командира? Похоже, старик двинулся. Заметив их безмолвный диалог, Грубозабойщиков расхохотался, но хохот тут же перешел в судорожный кашель – в легкие попало слишком много отравленного воздуха. Какое-то время он боролся с приступом, потом наконец утих.
– Поделом мне, старому дураку, – просипел он. – Но у вас были такие рожи… Как вы думаете, доктор, зачем я приказал открыть все двери?
– Понятия не имею.
– Владимир?
Тяжкороб покачал головой. Грубозабойщиков испытующе посмотрел на него, потом распорядился:
– Соединитесь с машинным. Пусть включат дизель.
– Слушаюсь, Владимир Анатольевич… – напряженно ответил Тяжкороб. Но с места не сдвинулся.
– Кавторанг Тяжкороб сейчас прикидывает, где взять смирительную рубашку, – проговорил Грубозабойщиков. – Кавторанг Тяжкороб досконально знает, что дизель нельзя запускать в подводном положении, если не поднять плавшноркель, а подо льдом, как вы понимаете, это невозможно. Ведь дизель забирает воздух не только из машинного отделения, но и из остальных помещений, причем он к тому же глотает его так жадно, что за считаные минуты буквально высосет весь воздух из корабля… Что и требовалось доказать. Мы пустим сжатый воздух под солидным давлением в носовую часть лодки. Отличный, чистый сжатый воздух. И запустим дизель на корме. Сперва он будет работать с перебоями из-за низкого содержания кислорода – но все же заработает. И отсосет большую часть этого загрязненного воздуха, выбрасывая отработанные газы за борт. А в результате? Давление уменьшится, и чистый воздух потечет с носа по всему кораблю. До сих пор делать это было бы самоубийством: свежий воздух только раздул бы пламя. Но сейчас мы можем так поступить.
– Что толку? – глухо отозвался Тяжкороб. – Кислорода из цистерн хватит не больше чем на полчаса.
– Вы так думаете? – спросил с издевкой командир.
– Да знаю. Я знаю, что дизель пожрет весь воздух из цистерны за четверть часа.
Грубозабойщиков посмотрел на старпома с такой иронией, что майору показалось – Тяжкороб сейчас его ударит. Старпом выглядел удручающе.
– А за это время мы успеем добраться до нашей полыньи! Конечно, мы дадим дизелю поработать всего четверть часа, но этого вполне достаточно… Вы согласны, капитан второго ранга?
Тяжкороб промолчал. Он просто встал и ушел.
56
Прошло три минуты. Из-за двери, выходившей в коридор, послышался сначала звонкий треск пускача, а затем характерное покашливание дизеля. Он схватился, заработал было, потом умолк, закашлялся, снова заработал. С минуту или две дизель работал неустойчиво, а воздух оставался все таким же отравленным. На затем буквально на глазах, сперва чуть различимо, а там все живее и живее клубы дыма, освещаемые единственной включенной лампочкой, вдруг нехотя зашевелились и как живые устремились в коридор. Bскоре дизель уже вовсю сосал зараженный воздух. Дым, редея, заклубился в углах центрального, а из столовой по переходу, постепенно светлея, повалили все новые и новые облака, вытесняемые поступающим из носового отсека чистым воздухом.
Через несколько минут произошло чудо. Дизель постукивал теперь гораздо увереннее, откачивая из центрального ядовитый дым, а на смену ему из носовой части корабля поступал реденький серый туман, который и дымом-то назвать было нельзя. Вскоре это уже был не туман, а воздух, насыщенный кислородом, воздух, в котором концентрация углекислоты и окиси углерода приближалась к нулю. Так, по крайней мере, казалось.
Глядя на членов экипажа, Дроздов не верил своим глазам. Казалось, по кораблю прошел волшебник и каждого коснулся своей волшебной палочкой.
Потерявшие сознание люди, которым до кончины оставалось всего каких-то полчаса, вдруг начали шевелиться, открывать глаза. Больные, изможденные, обессилевшие, только что в отчаянии лежавшие или сидевшие на палубе с видом полнейшего отчаяния, они распрямлялись, вставали, на их лицах появлялось выражение недоверия и изумления, когда, хватая жадным ртом очередную порцию воздуха, они вдыхали не ядовитую, а чистую, богатую живительным кислородом смесь. Люди, уже приготовившиеся к смерти, теперь недоумевали, как вообще им могла прийти в голову столь нелепая мысль. В действительности качество сжатого воздуха оставляло желать много лучшего, но для них он был чище и слаще напоенного ароматом горных растений и родников воздуха.
Грубозабойщиков внимательно следил за датчиками, регистрирующими давление воздуха. Стрелка медленно опустилась до нормы, потом пошла еще ниже. Командир приказал добавить сжатого воздуха, и когда стрелка опять вернулась к норме, дал распоряжение снизить обороты и закрыть вентили подачи сжатого воздуха.
– Владимир Анатольевич, – сказал Дроздов. – Если надумаете стать адмиралом, готов дать рекомендацию от ГРУ.
– Спасибо, – улыбнулся тот. – Нам просто повезло.
Разумеется, им повезло, как везет всем, кому довелось плавать под командой Грубозабойщикова. Теперь особенно ясно стало, что не с неба ему падали на погоны звезды. Шел он к командирству, конечно, с большими перепадами глубины. Зато теперь останутся легенды. Командир совершил воинский подвиг. Он не бросался с автоматом в руках в атаку, не закрывал грудью амбразуру. Но он тоже отдал жизнь: флоту, лодке, морю… А проще – Родине…
Вскоре послышался шум насосов и моторов: Карпенков начал медленно возвращать к жизни ядерную установку. Все на корабле знали, что запустить реактор удастся, только если в батареях сохранилось достаточно электроэнергии, но все были уверены, что Карпенков с этим справится. Видимо, слишком многое им пришлось пережить, чтобы допустить даже мысль о возможной неудаче. Человеку вообще всегда свойственно несколько преувеличивать вероятность наступления благоприятных для него событий и преуменьшать вероятность противоположных. Поэтому никогда не услышишь, чтобы кто-то сказал про самого себя: «Я пессимист».
Так оно и вышло. Ровно в восемь утра Карпенков доложил по телефону, что пар в турбины подан и «Гепард» снова обрел способность к передвижению.
Субмарина шла малым ходом к оставленной недавно полынье. Тем временем кондиционеры работали на полной мощности, до конца очищая воздух на лодке. Затем Грубозабойщиков постепенно увеличил скорость хода до половины экономической. Идти с большей скоростью командир БЧ-2 посчитал небезопасным, ведь не все турбины были исправны. Поскольку с правой содрали изоляцию, Карпенков опасался сильно раскручивать ее.
Таким образом, чтобы добраться до полыньи, требовалось гораздо больше времени, чем обычно. Но командир по корабельной системе оповещения разъяснил, что, если полынья осталась там, где была – а ее положение вряд ли могло измениться больше, чем на несколько миль, – они выйдут к ней уже через полчаса.
