А на recto второй страницы – строки, которые можно было отделить от первых, разорвав бумагу пополам:
«Устройте так, чтобы я мог поцеловать вас не воздушным поцелуем. Жду».
Едва Маргарита успела пробежать глазами вторую часть письма, как раздался голос Генриха Наваррского, который, с обычной своей осторожностью, стучался во входную дверь и спрашивал Жийону, можно ли войти.
Королева тотчас разорвала письмо на две половинки, одну из них сунула за корсаж, другую – в карман, подбежала к окну и, затворив его, бросилась к двери.
– Входите, входите, государь, – сказала она. Как ни тихо, быстро и ловко захлопнула Маргарита окно, этот звук все-таки дошел до слуха Генриха, который жил среди людей, внушавших ему страх, и у которого все чувства, напряженные до предела, в конце концов приобрели почти ту же особую остроту, какой отличаются дикари. Но король Наваррский не принадлежал к числу тиранов, которые не позволяют своим женам дышать воздухом и смотреть на звезды.
– Ваше величество! – сказал он. – Пока наши придворные примеряют парадные костюмы, я решил сказать вам несколько слов о моих делах в надежде, что вы по-прежнему считаете их своими, не так ли?
– Конечно, государь! – отвечала Маргарита. – Ведь наши общие интересы остаются теми же?
– Вот поэтому-то мне и хотелось спросить вас, как вы расцениваете то обстоятельство, что герцог Алансонский последнее время подчеркнуто меня избегает, а третьего дня даже уехал в Сен-Жермен. Что это – желание бежать одному, коль скоро за ним почти не следят, или желание остаться здесь? Какого вы мнения? Признаюсь, оно будет иметь большой вес для утверждения моего собственного мнения.
– Ваше величество, вы имеете все основания беспокоиться по поводу молчания моего брата. Я думала об этом целый день и пришла к такому заключению: изменились обстоятельства, изменился и он.
– Другими словами, увидав, что король Карл заболел, а герцог Анжуйский стал польским королем, он рассудил за благо остаться в Париже и не спускать глаз с французской короны?
– Совершенно верно.
– Что ж, пусть остается здесь – этого-то мне и нужно, – отвечал Генрих. – Но это меняет весь наш план, так как теперь для моего бегства мне требуется гарантий втрое больше, чем если бы я бежал вместе с вашим братом, чье имя и участие в деле обеспечивали мою безопасность. Но что меня удивляет, так это молчание де Муи. Бездействовать – не в его обычае. Нет ли о нем каких-нибудь известий?
– У меня, государь? – с удивлением спросила Маргарита. – Откуда же?
– Э, черт возьми! Это же могло получиться совершенно естественно, душенька моя: чтобы доставить мне удовольствие, вы соблаговолили спасти жизнь малышу Ла Молю... Этот мальчик должен был уехать в Мант... Но если люди уезжают, то ведь они могут и вернуться...
– А-а! Вот где ключ к загадке, которую я тщетно пыталась разгадать! – ответила королева. – Я оставила у себя окно открытым, и, вернувшись в комнату, нашла на ковре записку.
– Вот видите! – сказал Генрих.
– Но сначала я ничего в ней не поняла и не придала ей никакого значения, – продолжала Маргарита. – Может быть, я не сообразила, и она пришла оттуда?
– Возможно, – ответил Генрих, – и я даже осмелюсь заметить, что это весьма вероятно. Нельзя ли мне прочитать эту записку?
– Конечно, можно, государь. – сказала Маргарита, подавая ему ту половинку, которую она спрятала в карман.
Король Наваррский взглянул на записку.
– А разве это почерк не Ла Моля? – спросил он.
– Не знаю, – отвечала Маргарита, – мне показалось, что это подделка.
– Все равно прочтем, – сказал Генрих и прочел: «Мне необходимо переговорить с королем Наваррским. Дело спешное. Жду». Ага! Вот как! – продолжал Генрих. – Видите, он ждет!
– Конечно, вижу, – сказала Маргарита. – Но чего же вы хотите?
– Ах ты, Господи! Хочу, чтобы он пришел сюда.
– Пришел сюда? – удивленно глядя на мужа своими красивыми глазами, воскликнула Маргарита. – Как вы можете говорить такие вещи, государь? Человек, которого король хотел убить... человек приговоренный, обреченный... И вы говорите, чтобы он пришел сюда? Да разве это возможно? Двери существуют не для тех, кому пришлось...
– ..бежать через окно, вы хотите сказать?
– Вы совершенно верно закончили мою мысль.
– Превосходно! Но если человеку знаком путь в окно, пусть он и воспользуется этим путем, коль скоро он никоим образом не может войти в дверь. Ведь это же так просто!
– Вы думаете? – спросила Маргарита, краснея от радости при мысли, что она увидится с Ла Молем.
– Уверен.
– Но как же он сюда влезет? – спросила Маргарита.
– Неужели вы не сохранили веревочную лестницу, которую я вам прислал? Ай-ай-ай! Не узнаю вашей обычной дальновидности.
– Конечно, сохранила, государь, – отвечала Маргарита.
– Тогда все складывается как нельзя лучше! – сказал Генрих.
– Что прикажете, ваше величество? – спросила Маргарита.
– Да все проще простого, – сказал Генрих. – Привяжите лестницу к балкону и спустите на землю. Если это де Муи, как мне хочется думать... если это де Муи, то пусть наш достойный Друг влезет сюда, коли захочет лезть.
Не теряя хладнокровия, Генрих взял свечу, чтобы посветить Маргарите, пока она будет искать лестницу, но искать пришлось недолго – она оказалась в шкафу, стоявшем в пресловутом кабинете.
– Она самая, – сказал Генрих. – Теперь я попрошу вас, если только я не слишком злоупотребляю вашей любезностью, привязать лестницу к балкону.
– Почему я, а не вы, государь? – спросила Маргарита.
– Потому что лучшие заговорщики – наиболее осторожные. Вы сами понимаете, что появление мужчины может испугать нашего друга.
Маргарита улыбнулась и привязала лестницу.
– Так! – сказал Генрих, прячась в углу комнаты. – Будьте как можно более очаровательны; теперь покажите лестницу! Чудесно! Я уверен, что де Муи будет здесь.
В самом деле, минут через десять, как на крыльях, прилетел молодой человек и перелез через балконную решетку, но, видя, что королева не вышла к нему навстречу, остановился в нерешительности.
Вместо Маргариты появился Генрих.
– Ба! Да это не де Муи, это господин де Ла Моль! – приветливо сказал он. – Добрый вечер, господин де Ла Моль, входите, прошу вас!
Ла Моль был ошеломлен.
Если бы он не стоял твердо на балконе, а все еще висел на лестнице, он, уж верно, упал бы.
– Вы желали поговорить с королем Наваррским о делах, не терпящих отлагательства, – сказала Маргарита, – я послала за ним – он перед вами.
