Генрих улыбнулся и хлопнул его по плечу.
– Ты-то знаешь, де Муи, – и знаешь только ты один, – что король Наваррский от природы не так уж пуглив, как о нем думают, – сказал он.
– Боже мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь, что уже недалек тот час, когда вся Франция будет знать это не хуже меня.
– Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха – решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота, прямота, твердость, нужна уверенность в успехе.
– Превосходно! Государь, по каким дням бывает охота?
– Каждую неделю или каждые десять дней – или с гончими, или соколиная.
– А когда была последняя?
– Как раз сегодня.
– Значит, через неделю или через десять дней двор снова поедет на охоту?
– Вне всякого сомнения, а может, даже раньше.
– Выслушайте меня: по-моему, все совершенно успокоились – герцог Анжуйский уехал, о нем забыли и думать. Здоровье короля с каждым днем улучшается. Преследования нас, гугенотов, почти прекратились. Расстилайтесь перед королевой-матерью, расстилайтесь перед герцогом Алансонским, твердите ему все время, что не можете уехать без него, постарайтесь, чтобы он вам верил, – это самое трудное.
– Будь покоен, он поверит!
– А вы думаете, что он так доверяет вам?
– Господь с вами, вовсе нет. Но он верит всему, что говорит королева Наваррская.
– А королева служит нам искренне?
– О! У меня есть тому доказательства. А кроме того, она честолюбива, и наваррская корона, которой нет, жжет ей лоб.
– Хорошо. Тогда за три дня до охоты пришлите мне сказать, где она будет – в Бонди, в Сен-Жермене или в Рамбуйе; прибавьте, что вы готовы. А когда увидите, что впереди скачет де Ла Моль, следуйте за ним и мчитесь что есть духу. Только бы вам удалось выехать из лесу, а там пусть королева-мать, если ей захочется вас видеть, летит за вами вслед. Но я надеюсь, что ее нормандские лошади не увидят даже подков берберских лошадей и испанских жеребцов.
– Решено, де Муи.
– У вас есть деньги, государь?
Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот вопрос.
– Не слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.
– Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
– А ты что будешь делать тем временем?
– После того, как я устрою дела вашего величества – а я занялся ими, как вы видели, добросовестно, – надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите мне заняться моими делами?
– Конечно, де Муи, конечно! Но какие это у тебя «свои дела»?
– Сейчас скажу, государь. Ортон, – а он мальчик очень умный, я особенно рекомендую его вашему величеству – вчера сказал мне, что встретил около Арсенала этого разбойника Морвеля, который благодаря заботам Рене теперь поправился и греется на солнышке, как и подобает змее.
– Ага! Понимаю, – сказал Генрих.
– Понимаете? Это хорошо... Когда-нибудь вы станете королем, государь, и если вы тоже захотите кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски. Я же солдат и буду мстить по-солдатски. Поэтому, как только наши делишки уладятся, что даст этому разбойнику еще пять-шесть дней на поправку, я пройдусь около Арсенала, пришпилю мерзавца к земле четырьмя хорошими ударами рапиры и тогда уеду из Парижа с меньшей тяжестью на сердце.
– Занимайся своими делами, мой Друг, занимайся, – сказал Беарнец. – Кстати, ты ведь доволен Ла Молем?
– О-о! Это очаровательный юноша, преданный вам душой и телом, государь! Вы можете на него положиться, как на меня... Молодец!..
– А главное – он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.
Едва успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как дверь отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так расхваливали, появился бледный и возбужденный.
– Тревога, государь! Тревога! – крикнул Ла Моль. – Дом окружен!
– Окружен?! – воскликнул Генрих, вставая с места. – Кем?
– Королевскими стражниками!
– Ого! Видно, будет драка, – вытаскивая из-за пояса пистолеты, – сказал де Муи.
– Пистолеты, драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? – возразил Ла Моль.
– Он прав, – сказал король, – и если бы нашелся какой-нибудь путь к отступлению...
– Он есть, он уже послужил мне однажды, и если вы, ваше величество, соблаговолите последовать за мной...
– А де Муи?
– И де Муи может последовать за нами, только поторопитесь оба.
На лестнице раздались шаги.
– Поздно, – сказал Генрих.
– Ах, если бы кто-нибудь задержал их минут на пять, я был бы готов ответить за жизнь короля! – воскликнул Ла Моль.
– Тогда отвечайте за нее, – сказал де Муи, – а я берусь их задержать. Идите, государь, идите!
– А как же ты?
– Не беспокойтесь, государь! Идите же!
Де Муи тут же спрятал тарелку, салфетку и стакан короля, чтобы можно было подумать, будто он ужинал один.
– Идемте, государь, идемте! – воскликнул Ла Моль, беря короля за руку и увлекая его к лестнице.
– Де Муи! Мой храбрый де Муи! – воскликнул Генрих, протягивая руку молодому человеку.
Де Муи поцеловал ему руку, вытолкнул его из комнаты и запер за ним дверь на задвижку.
– Да, да, понимаю, – заговорил Генрих, – он отдастся им в руки, а мы спасемся... Но какой черт мог нас выдать?
– Идемте, государь, идемте! Они уже на лестнице, на лестнице!
В самом деле, свет факелов пополз вверх по узкой лестнице, а снизу донеслось бряцанье шпаг.
– Скорее, государь, скорее! – сказал Ла Моль. Он вел короля в полной темноте, поднялся с ним двумя этажами выше, толкнул дверь в какую-то комнату, запер ее на задвижку и отворил окно в соседней комнате.
– Ваше величество, вас не очень пугает путешествие по крышам? – спросил он.
– Это меня-то? Охотника за сернами? Да что вы! – возразил Генрих.
– Тем лучше! Тогда идите за мной, ваше величество; дорогу я знаю и буду служить вам проводником.
– Идите, идите, – сказал Генрих, – я следую за вами. Ла Моль первым перелез через подоконник и пошел по широкой закраине крыши, служившей кровельным желобом, в конце которого он обнаружил некую лощину, образуемую двумя крышами; в эту лощину открывалась дверь необитаемого чердака.
– Государь, здесь вы у пристани, – сказал Ла Моль.
