Карл оперся на мраморный стол.
– А теперь вот что, – сказал он, кладя руку на плечо Рене, – вам ведь знакома эта книга?
– Мне, государь? – бледнея, переспросил Рене.
– Да, вам. При взгляде на нее вы сами себя выдали.
– Государь! Клянусь вам...
– Рене, – перебил Карл, – выслушайте меня: вы отравили перчатками королеву Наваррскую; вы отравили дымом лампы принца Порсиана; вы пытались отравить душистым яблоком принца Конде. Рене, я прикажу содрать у вас мясо с костей по кусочкам раскаленными щипцами, если вы не скажете, кому принадлежит эта книга.
Флорентиец увидел, что с гневом Карла IX шутить нельзя, и решил взять смелостью.
– А если я скажу правду, государь, кто мне поручится, что я не буду наказан еще мучительнее, чем если я вам не отвечу?
– Я.
– Вы дадите мне ваше королевское слово?
– Честное слово дворянина, вы сохраните себе жизнь, – сказал король.
– В таком случае книга принадлежит мне, – объявил флорентиец.
– Вам? – воскликнул Карл, отступая и глядя на отравителя страшными глазами.
– Да, мне.
– А как же она ушла из ваших рук?
– Ее взяла у меня ее величество королева-мать.
– Королева-мать! – воскликнул Карл.
– Да.
– Ас какой целью?
– Думаю, что с целью отнести ее королю Наваррскому, который просил у герцога Алансонского такого рода книгу, чтобы изучить соколиную охоту.
– А! Так, так! – воскликнул Карл. – Мне все понятно! В самом деле, книга была у Анрио. От судьбы я не ушел!
В эту минуту у Карла начался снова сильный, сухой кашель, который вызвал боль во внутренностях. Карл глухо вскрикнул раза три и упал в кресло.
– Что с вами, государь? – испуганно спросил Рене.
– Ничего, – ответил Карл. – Просто хочется пить. Дайте мне воды.
Рене налил стакан воды и дрожащей рукой подал Карлу – тот выпил ее залпом.
– А теперь, – сказал король, беря перо и обмакивая его в чернила, – пишите ла этой книге.
– Что я должен писать? – спросил Рене.
– То, что я сейчас вам продиктую: «Это руководство по соколиной охоте дано мною королеве-матери, Екатерине Медичи».
Рене взял перо и написал.
– А теперь подпишитесь. Флорентиец подписался.
– Вы обещали сохранить мне жизнь, – напомнил парфюмер.
– Да, и я сдержу свое слово.
– А королева-мать? – спросил Рене.
– А вот это меня Не касается, – ответил Карл. – Если на вас нападут, защищайтесь сами.
– Государь! Смогу ли я уехать из Франции, если увижу, что моей жизни грозит опасность?
– Я отвечу вам на это через две недели.
– Но до тех пор...
Карл сдвинул брови и приложил палец к бледным губам.
– О, будьте покойны, государь!
Вне себя от счастья, что так дешево отделался, флорентиец поклонился и вышел.
Тотчас же в дверях своей комнаты показалась кормилица.
– Что с тобой, мой Шарло? – спросила она.
– Кормилица! Я походил по росе, и от этого мне стало плохо.
– Правда, ты очень побледнел.
– Это оттого, что я очень ослабел. Дай мне руку, кормилица, и доведи до кровати.
Кормилица подбежала к нему; Карл оперся на нее и добрался до своей опочивальни.
– Теперь я сам лягу, – сказал Карл.
– А если придет мэтр Амбруаз Паре?
– Скажи ему, что мне стало лучше и что он мне больше не нужен.
– А что тебе дать сейчас?
– Да самое простое лекарство, – ответил Карл, – яичные белки, взбитые с молоком. Кстати, кормилица, – продолжал он, – бедный Актеон издох. Завтра утром надо будет похоронить его где-нибудь в Луврском саду. Это был один из моих лучших друзей... Я поставлю ему памятник... если успею.
Глава 4.
ВЕНСЕННСКИИ ЛЕС
По приказу Карла IX Генрих в тот же вечер был препровожден в Венсеннский лес. Так называли в те времена знаменитый замок, от которого теперь остались лишь развалины, но этого колоссального фрагмента вполне достаточно, чтобы дать представление о его былом величии.
Путешествие совершалось в носилках. По обеим сторонам шагали четверо стражников. Де Нансе, имея при себе королевский приказ, открывавший Генриху двери темницы-убежища, шагал впереди.
Перед потайным ходом в донжон
[76]
кортеж остановился. Де Нансе спешился, открыл запертые на замок носилки и почтительно предложил королю сойти.
Генрих повиновался без единого слова. Любое жилище казалось ему надежнее, чем Лувр: десять дверей, закрываясь за ним, в то же время укрывали его от Екатерины Медичи.
Августейший узник прошел по подъемному мосту, охраняемому двумя солдатами, прошел в три двери нижней части донжона и в три двери нижней части лестницы, затем, предшествуемый де Нансе, поднялся на один этаж. Тут командир охраны, видя, что Генрих собирается подняться выше, сказал:
– Ваше величество! Остановитесь здесь.
– Ага! – останавливаясь, сказал Генрих. – По-видимому, меня удостаивают второго этажа.
– Государь! – сказал де Нансе. – С вами обращаются как с венценосной особой.
«Черт их возьми! – подумал Генрих. – Два-три этажа выше нисколько меня не унизили бы. Тут слишком хорошо: это может вызвать подозрения».
– Ваше величество! Не угодно ли вам последовать за мной? – спросил де Нансе.
– Господи Иисусе! – воскликнул король Наваррский. – Вы прекрасно знаете, сударь, речь здесь идет отнюдь не о том, что мне угодно и чего мне не угодно, а о том, что приказывает мой брат Карл. Есть приказ – следовать за вами?
– Да, государь.
– В таком случае я следую за вами.
Они пошли по длинному проходу вроде коридора, выходившему в довольно просторный зал с темными стенами, который имел крайне мрачный вид.
Генрих беспокойно огляделся вокруг.
– Где мы? – спросил он.
– Мы проходим по допросной палате, ваше величество.
– А-а! – произнес король и принялся разглядывать зал еще внимательнее.
В этом помещении было всего понемногу: кувшины и станки для пытки водой, клинья и молоты для пыток сапогами; кроме того, почти весь зал опоясывали каменные сиденья для несчастных, ожидавших пытки, а над сиденьями, на уровне сидений и у изножия сидений были вделаны в стены железные кольца, но вделаны не симметрично, а так, как того требовал тот или иной род пытки. Сама близость этих колец к сиденьям достаточно ясно указывала, что они здесь для того, чтобы привязывать к ним части тела тех, кто будет занимать эти места.
