– Слышите, молодой человек? – спросил Морвель. – Если у вас есть личный враг, то, даже если он и не совсем гугенот, занесите его в свой список – между другими пройдет и он.
Коконнас, ошеломленный тем, что видел и слышал, посматривал то на хозяина, принимавшего грозные позы, то на Морвеля, который спокойно вынимал из кармана какую-то бумагу.
– Вот мой список, – сказал Морвель, – триста человек. Пусть каждый добрый католик сделает в эту ночь десятую долю той работы, какую сделаю я, и завтра во всем королевстве не останется ни одного еретика.
– Те! – произнес Ла Юрьер.
– Что такое? – в один голос спросили Коконнас и Морвель.
На Сен-Жермен-Л'Осеруа раздался первый удар набата.
– Сигнал! – воскликнул Морвель. – Стало быть, часы спешат? Мне сказали, что все начнется в полночь... Что ж, тем лучше! Для славы Бога и короля лучше, чтобы часы не отставали, а спешили.
И в самом деле послышались зловещие удары колокола. Вскоре грянул и первый ружейный выстрел, и почти сейчас же свет нескольких факелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.
Коконнас стер рукой пот со лба.
– Началось, пошли! – крикнул Морвель.
– Одну минуту, одну минуту! – заговорил хозяин. – Прежде чем отправиться в поход, мы должны обезопасить свои квартиры, как говорят на войне. Я не хочу, чтобы зарезали мою жену и детей, пока меня не будет дома: здесь остается гугенот.
– Ла Моль?! – воскликнул Коконнас, отшатнувшись.
– Да! Нечестивец попал в пасть к волку.
– Как? Вы нападете на вашего постояльца? – спросил Коконнас.
– Для этого-то я и оттачивал рапиру.
– Ну, ну! – произнес пьемонтец, хмуря брови.
– До сих пор я резал только кроликов, уток да цыплят, – сказал почтенный трактирщик. – А как убивают людей, я понятия не имею. Вот я и поупражняюсь на постояльце. Коли я сделаю это неуклюже, то, по крайности, некому будет смеяться надо мной.
– Черт побери! Это жестоко! – вознегодовал Коконнас. – Господин де Ла Моль – мой товарищ. Господин де Ла Моль со мной ужинал. Господин де Ла Моль играл со мной в карты!
– Но господин де Ла Моль – еретик, – вмешался Морвель. – Господин де Ла Моль обречен, и если его не убьем мы, его убьют другие.
– Не говоря уже о том, что он выиграл у вас пятьдесят экю, – добавил хозяин.
– Верно, – ответил Коконнас, – но выиграл честно, я в этом уверен.
– Честно или не честно, а платить придется. А вот ежели я убью его – вы будете квиты.
– Ну, ну, господа, поторапливайтесь! – прикрикнул Морвель. – Стреляйте из аркебузы, колите его рапирой, стукните молотком или каминной доской – чем угодно, только давайте покончим с ним поскорее, если хотим исполнить наше обещание и вовремя прийти к адмиралу на помощь герцогу де Гизу.
Коконнас тяжело вздохнул.
– Я бегу к нему, – сказал Ла Юрьер, – подождите меня.
– Черт побери! – воскликнул Коконнас. – Он еще причинит страдания бедному мальчику, а может быть, и обворует его! Я пойду, чтобы в случае чего прикончить его сразу и не дать его обворовать.
С этим благородным намерением Коконнас бросился по лестнице вслед за Ла Юрьером и быстро догнал его, так как Ла Юрьер, поднимаясь по лестнице, начал раздумывать, а следовательно, замедлил шаг.
В ту самую минуту, когда он и следовавший за ним Коконнас подходили к двери в комнату Ла Моля, на улице раздались выстрелы и тотчас они услышали, как Ла Моль соскочил с кровати и под его ногами заскрипели половицы.
– Черт! – проворчал встревоженный Ла Юрьер. – Видать, он проснулся.
– Похоже на то, – ответил Коконнас.
– Он будет защищаться?
– Он вполне способен на это. А знаете, Ла Юрьер, забавная будет штука, если он вас убьет.
– Гм! Гм! – хмыкнул Ла Юрьер.
Но, ощущая в руках добрую аркебузу, он набрался духа и сильным ударом ноги распахнул дверь.
Тут они увидели, что Ла Моль без шляпы, но совсем одетый, стоит, загородившись кроватью, со шпагой в зубах и с пистолетами в руках.
– Ого-го! – произнес Коконнас, раздувая ноздри, как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-то становится занятным, Ла Юрьер. Ну, что же вы? Вперед!
– А-а! Стало быть, меня хотят убить! – сверкая глазами, крикнул Ла Моль. – Так это ты, мерзавец?
Вместо ответа Ла Юрьер приложил аркебузу к плечу и прицелился в молодого человека. Но Ла Моль увидел это, и в тот момент, когда раздался выстрел, он упал на колени, и пуля пролетела у него над головой.
– Ко мне, ко мне, господин де Коконнас! – крикнул Ла Моль.
– Ко мне, ко мне, господин де Морвель! – кричал Ла Юрьер.
– Честное слово, господин де Ла Моль, – ответил Коконнас, – все, что я могу сделать в этом случае, это не трогать вас. По-видимому, сегодня ночью избивают всех гугенотов именем короля. Выпутывайтесь сами, как знаете.
– А-а! Предатели! Убийцы! Вот как! Ну, подождите!
И Ла Моль, прицелившись, спустил курок одного из своих пистолетов. Ла Юрьер, не спускавший с него глаз, успел отскочить в сторону, но Коконнас, не ожидавший такого ответа, остался стоять на месте, и пуля задела ему плечо.
– Черт побери! – крикнул он, заскрежетав зубами. – Принимаю вызов; померяемся силами, раз ты этого хочешь!
И, обнажив рапиру, он бросился на Ла Моля. Будь они один на один, Ла Моль, конечно, принял бы вызов, но за спиной Коконнаса стоял Ла Юрьер, перезаряжавший аркебузу, а, кроме того, на зов трактирщика уже спешил Морвель, взбегавший по лестнице, перешагивая через несколько ступенек. Поэтому Ла Моль бросился в соседнюю комнату и запер за собой дверь на задвижку.
– Ах, негодяй! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну, погоди, сейчас я столько же раз продырявлю тебя шпагой, сколько вечером ты выиграл у меня экю! Я-то пришел, чтобы тебя не мучили, я-то пришел, чтобы тебя не обокрали, а ты мне отплачиваешь за это пулей в плечо! Погоди, мерзавец! Погоди!
Ла Юрьер подошел к запертой двери и одним ударом приклада аркебузы разнес ее в щепки.
Коконнас устремился в комнату, но чуть не ткнулся носом в стену: комната была пуста, окно распахнуто.
– Он, наверное, выпрыгнул в окно. – сказал трактирщик. – Но это пятый этаж; и он разбился насмерть.
– Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Коконнас, влезая на подоконник и собираясь преследовать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши. Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащили его обратно в комнату.
– Вы с ума сошли? – крикнули они в один голос. – Вы же разобьетесь!
