– Да, но этого не будет! – раздался чей-то прерывистый и страстный голос, который Генрих мгновенно узнал и который заставил Карла IX вздрогнуть от неожиданности, а Екатерину от ярости.
– Маргарита! – воскликнул Генрих.
– Марго! – сказал Карл IX.
– Дочь! – прошептала Екатерина.
– Ваше величество, – обратилась Маргарита к Генриху, – вы обвиняете и меня, и вы правы и не правы; правы, ибо я действительно оказалась орудием гибели всех вас; не правы, ибо я не знала, что вас ждет гибель. Сама я, сударь, жива только благодаря случайности или, быть может, забывчивости моей матери. Но как только я узнала, что вам грозит опасность, я тотчас вспомнила о моем долге. А долг жены – разделять судьбу мужа. Изгонят вас – я пойду в изгнание; посадят в тюрьму – я пойду за вами; убьют – я приму смерть.
Она протянула руку Генриху, и он сжал ее если не с любовью, то с благодарностью.
– Бедняжка Марго! Ты лучше бы уговорила его стать католиком, – сказал Карл IX.
– Государь, поверьте мне, – со свойственным ей чувством собственного достоинства ответила Маргарита, – ради вас самих не требуйте подлости от члена вашей королевской семьи.
Екатерина многозначительно взглянула на Карла.
– Брат! – воскликнула Маргарита, которая поняла страшную мимику Екатерины так же хорошо, как и Карл IX. – Вспомните, что вы сами дали мне его в супруги!
Карл IX, под действием повелительного взгляда матери, с одной стороны, и умоляюще глядевших на него глаз Маргариты, с другой, некоторое время пребывал в нерешительности, но в конце концов Ормузд взял верх над Ариманом
[10]
.
– Сударыня, – сказал он на ухо Екатерине, – Марго права: ведь Анрио – мой зять.
– Да, – ответила сыну, тоже на ухо. Екатерина, – Да... Ну, а если бы он не был зятем?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1.
БОЯРЫШНИК НА КЛАДБИЩЕ НЕВИННО УБИЕННЫХ
Вернувшись к себе, Маргарита тщетно пыталась разгадать, что сказала на ухо Карлу IX Екатерина Медичи и почему на этом сразу прекратился чудовищный спор о жизни и смерти короля Наваррского.
Все утро Маргарита ухаживала за Ла Молем и отгадывала загадку, которую ум ее не мог постигнуть.
Король Наваррский остался в Лувре пленником. Преследование гугенотов достигло апогея. За ужасной ночью наступил день еще более чудовищных избиений. Колокола не ударили в набат, а вызванивали «Те Deum»
[11]
, но радостные звуки меди, раздававшиеся над пожарами и убийствами, казались при свете солнца еще тоскливее, чем похоронный звон в темноте предшествующей ночи. Кроме того, произошло небывалое событие: в эту ночь боярышник, обычно расцветающий весной, а в июне теряющий свой душистый наряд, расцвел снова, и католики, увидев в этом чудо, решили сделать его всеобщим достоянием и, сделав Бога своим сообщником, устроили процессию с крестами и хоругвями к Кладбищу невинно убиенных, где внезапно расцвел боярышник. Это как бы небесное благословение резни удвоило рвение убийц. И в то время, когда каждая улица, каждая площадь, каждый перекресток, когда весь город превращались в арену убийств, Лувр уже стал братской могилой всех протестантов, оказавшихся там в момент сигнала; в живых остались только король Наваррский, принц Конде и Ла Моль.
За Ла Моля Маргарита была спокойна: раны его, как она и сказала, были тяжелыми, но не смертельными, и теперь ее тревожило только одно: как спасти жизнь мужу, все еще остававшемуся под угрозой. Несомненно, первым овладевшим ею чувством было естественное сострадание к человеку, которому, как сказал сам Беарнец, она совсем недавно поклялась если и не в любви, то в дружбе. Но вслед за этим в сердце ее проникло и другое чувство – не столь бескорыстное.
Маргарита была честолюбива; Маргарита была почти уверена, что, выйдя замуж за Генриха Бурбона, станет королевой Наваррской. Хотя, с одной стороны, король Французский, а с другой – король Испанский отрывали от Наварры кусок за куском и в конце концов сократили ее территорию до половины, она могла при том условии, что Генрих Бурбон оправдает надежды и выкажет мужество, которое он обнаруживал в тех редких случаях, когда ему приходилось обнажать шпагу, стать настоящей королевой, приняв в свое подданство французских гугенотов. Своим развитым и тонким умом Маргарита все это предусмотрела и приняла в соображение. Теряя Генриха, она теряла не только мужа, но и трон.
Она сидела, глубоко задумавшись, как вдруг кто-то постучал в дверь потайного хода; она вздрогнула: ведь этим ходом пользовались только три человека – король, королева-мать и герцог Алансонский. Она заглянула в кабинет, знаками приказала Жийоне и Ла Молю затаиться и впустила посетителя.
Посетителем оказался герцог Алансонский.
Молодой человек не появлялся у нее со вчерашнего дня. На мгновение у Маргариты мелькнула мысль попросить его заступиться за короля Наваррского, но другая, страшная мысль остановила ее: брак был заключен против воли Франсуа; он терпеть не мог Генриха и сохранял нейтралитет по отношению к нему только потому, что был уверен, что Генрих и его жена остались друг другу чужими. Следовательно, любой знак внимания Маргариты к своему супругу мог не отдалить, а приблизить к груди Генриха три угрожавших ему кинжала.
Вот почему, увидев брата, Маргарита испугалась больше, чем если бы увидела Карла IX и даже королеву-мать. По внешнему виду юного принца нельзя было себе представить, что в городе и в Лувре происходит нечто чрезвычайное: он был одет, как всегда, весьма изысканно. От его одежды и белья пахло духами, чего не выносил Карл IX, но чем злоупотребляли его братья – герцог Анжуйский и герцог Алансонский. Только изощренный глаз Маргариты мог заметить, что, хотя герцог был бледнее, чем обычно, а его руки, такие красивые и холеные, словно это были женские руки, слегка дрожали, душу его переполняла радость.
Войдя, он, как всегда, подошел к сестре поцеловать ее, но Маргарита наклонилась и подставила ему для поцелуя лоб, хотя два старших брата – король и герцог Анжуйский – целовали ее в щеку.
Герцог Алансонский тяжело вздохнул и прикоснулся бледными губами к подставленному для поцелуя лбу Маргариты.
Он сел и начал рассказ о кровавых событиях этой ночи: о медленной и мучительной смерти адмирала Колиньи и о мгновенном конце Телиньи, убитого пулей на месте. Он уселся поглубже в кресле и с наслаждением, с присущей ему и двум его братьям любовью к кровавым зрелищам, принялся описывать во всех подробностях кровавую ночь. Маргарита его не прерывала.
Закончив рассказ, он умолк.
– Ведь вы, дорогой брат, зашли ко мне не только для того, чтобы рассказать все это, не так ли? – спросила Маргарита.
