С этими словами Карл IX вышел из комнаты матери, прошел в Оружейную палату, снял со стены рог и затрубил с такой силой, какая сделала бы честь самому Роланду
[18]
. Трудно было понять, как из этой слабой болезненной груди, из этих бледных губ могло вырываться такое могучее дыхание.
Екатерина сказала сыну правду: она действительно ждала некое лицо. Через минуту после ухода Карла вошла одна из придворных дам и что-то сказала ей шепотом. Королева-мать улыбнулась, встала с места, поклонилась своим придворным и последовала за вестницей.
Флорентиец Рене, с которым король Наваррский в самый канун св. Варфоломея обошелся столь дипломатично, только что вошел в ее молельню.
– А-а, это вы, Рене! – сказала Екатерина. – Я ждала вас с нетерпением. Рене поклонился.
– Вы получили вчера мою записку?
– Имел эту честь, государыня.
– Я просила вас снова составить гороскоп и проверить тот, который составил Руджери и который в точности совпадает с предсказанием Нострадамуса о том, что все три мои сына будут царствовать... Вы это сделали? За последние дни обстоятельства сильно изменились, Рене, и я подумала, что и судьба могла стать милостивее.
– Ваше величество, – покачав головой, ответил Рене, – вы хорошо знаете, что обстоятельства не могут изменить судьбы, наоборот: судьба управляет обстоятельствами.
– Но вы все-таки возобновили жертвоприношения?
– Да, государыня, – ответил Рене, – повиноваться вам – мой долг.
– А каков результат?
– Все тот же, государыня.
– Как?! Черный ягненок все так же блеял три раза?
– Все так же, государыня.
– Предзнаменование трех страшных смертей в моей семье! – прошептала Екатерина.
– Увы! – произнес Рене.
– Что еще?
– Еще, государыня, при вскрытии обнаружилось странное смещение печени, какое мы наблюдали и у двух первых ягнят, то есть наклон в обратную сторону.
– Смена династии! Все то же, то же, то же... – пробормотала Екатерина. – Но ведь надо же бороться с этим, Рене! – продолжала она.
Рене покачал головой.
– Я уже сказал вашему величеству: властвует рок, – ответил он.
– Ты так думаешь? – спросила Екатерина.
– Да, государыня.
– А ты помнишь гороскоп Жанны д'Альбре?
– Да, государыня.
– Напомни, я кое-что запамятовала.
– Vives honorata, – сказал Рене, – morieris reformidata, regina amplificabere.
– Насколько я понимаю, это значит: «Будешь жить в почете» – а она, бедняжка, нуждалась в самом необходимом! «Умрешь грозной» – а мы над ней смеялись. «Возвеличишься превыше королевы» – и вот она умерла, и все ее величие покоится в гробнице, на которой мы забыли даже выбить ее имя.
– Ваше величество, вы неправильно перевели «Vives honorata». Королева Наваррская действительно жила в почете; всю жизнь она была окружена любовью своих детей и уважением своих сторонников, любовью и уважением тем более искренними, что она была бедна!
– Хорошо, я уступаю вам: «Будешь жить в почете», – отвечала Екатерина. – Ну, а «Умрешь грозной»? Как вы это объясните?
– Как я объясню? Ничего нет легче: «Умрешь грозной»!
– Так что же? Разве она перед смертью была грозной?
– Настолько грозной, государыня, что она не умерла бы, если бы вы, ваше величество, так не боялись ее. Наконец: «Возвеличишься превыше королевы» значит приобретешь большее величие, нежели то, что было у тебя, пока ты царствовала. И это опять-таки верно, государыня, потому что взамен земного недолговечного венца она, как королева-мученица, быть может, получила венец небесный. А кроме того, кто знает, какое будущее уготовано на земле ее роду!
Екатерина была до крайности суеверна. Быть может, хладнокровие Рене пугало ее еще больше, нежели предзнаменования, постоянно одни и те же, но так как трудность положения заставляла ее смело преодолевать препятствия, она и теперь внезапно обратилась к Рене без перехода, повинуясь работе мысли:
– Пришла парфюмерия из Италии?
– Да, государыня.
– Вы пришлете мне шкатулку с косметикой.
– С какой именно?
– С последней... ну, с той самой... Екатерина замолчала.
– С той, которую особенно любила королева Наваррская? – подхватил Рене.
– Вот именно.
– Обрабатывать ее не требуется, не правда ли? Ведь вы, ваше величество, теперь сведущи в этом так же как и я.
– Ты думаешь?.. Как бы то ни было, это отличная косметика, – заметила Екатерина.
– Вы больше ничего не хотите мне сказать, ваше величество? – спросил парфюмер.
– Нет, нет, – задумчиво ответила Екатерина, – как будто бы нет. Во всяком случае, если при жертвоприношениях обнаружится что-нибудь новое, дайте мне знать. Кстати, давайте оставим ягнят и попробуем кур.
– Увы, государыня, я очень опасаюсь, что мы возьмем другие жертвы, но не получим других предсказаний.
– Делай, что тебе говорят.
Рене поклонился и вышел.
Екатерина некоторое время пребывала в задумчивости; затем встала, прошла к себе в спальню, где ее дожидались придворные дамы, и объявила о завтрашней поездке в Монфокон.
Известие об увеселительной прогулке наделало шуму во дворце и привело в волнение весь город. Дамы велели приготовить самые элегантные туалеты, дворяне – оружие и парадных лошадей. Торговцы закрыли свои лавочки и мастерские, а праздная чернь то там, то здесь убивала уцелевших гугенотов, пользуясь удобным случаем подобрать подходящую компанию к трупу адмирала.
Весь вечер и часть ночи шла страшная суматоха.
Ла Моль провел в безнадежно унылом расположении духа весь следующий день, сменивший три или четыре таких же грустных дня.
Исполняя желание Маргариты, герцог Алансонский устроил его у себя, но с тех пор ни разу с ним не виделся. Ла Моль чувствовал себя несчастным, брошенным ребенком, лишенным нежной, утонченной и обаятельной заботы двух женщин, воспоминание об одной из которых поглощало все его мысли. Правда, кое-какие известия о Маргарите он получал от хирурга Амбруаза Паре, которого она к нему прислала, но в передаче пятидесятилетнего человека, не замечавшего или делавшего вид, будто не замечает, до какой степени Ла Моль интересуется любой мелочью, имеющей отношение к Маргарите, эти известия были не полны и не приносили ему никакого удовлетворения. Надо сказать, что один раз явилась и Жийона – разумеется, по собственному почину; она хотела узнать, идет ли раненый на поправку. Ее приход, блеснув, как солнечный луч в темнице, ослепил Ла Моля, и он все ждал, что Жийона появится снова. Но вот прошло уже два дня, а она не появлялась.
