Генрих бесшумно опустился на кушетку.
– Простите, сударыня, – принужденно улыбаясь, сказал Рене, – этот опиат нельзя употреблять без особых наставлений.
– А кто же даст мне эти наставления?
– Я.
– Когда?
– Как только скажу кое-что его величеству королю Наваррскому.
Шарлотта широко раскрыла глаза, ничего не поняв из таинственного разговора, который велся в ее присутствии; она так и осталась сидеть с коробочкой опиата в руке, глядя на кончик своего пальца, окрашенного помадой в карминный цвет.
Повинуясь мысли, которая, как и все мысли молодого короля, преследовала две цели, одну – явную, другую – тайную. Генрих встал и, подойдя к Шарлотте, взял ее руку и стал поднимать вымазанный кармином пальчик к своим губам.
– Одну минуту, – поспешно сказал Рене, – одну минуту! Соблаговолите, сударыня, вымыть ваши прекрасные руки вот этим неаполитанским мылом, которое я забыл прислать вам вместе с опиатом и которое имею честь принести лично.
Вынув из серебряной коробочки прямоугольный кусок зеленоватого мыла, он положил его в серебряный, золоченый тазик, налил в тазик воды и, встав на одно колено, поднес его г-же де Сов.
– Честное слово, мэтр Рене, я вас не узнаю! – сказал Генрих. – Своей любезностью вы заткнете за пояс всех придворных волокит.
– Какой прелестный запах! – воскликнула Шарлотта, намыливая свои прекрасные руки жемчужной пеной, отделявшейся от душистого куска.
Рене до конца выполнил обязанности услужливого кавалера и подал г-же де Сов салфетку из тонкого фрисландского полотна, чтобы вытереть руки.
– Вот теперь, ваше величество, – обратился к Генриху флорентиец, – вы можете делать все что угодно.
Шарлота протянула Генриху руку для поцелуя, затем уселась вполоборота, приготовляясь слушать, что станет говорить Рене, а король Наваррский занял свое место. глубоко убежденный, что в душе парфюмера происходит нечто необычайное.
– Итак? – спросила Шарлотта.
Флорентиец, видимо, собрал всю свою решимость и повернулся к Генриху.
Глава 4.
ГОСУДАРЬ, ВЫ СТАНЕТЕ КОРОЛЕМ
– Государь, – обратился к Генриху Рене, – я пришел поговорить с вами о том, что меня давно интересует.
– О духах? – улыбаясь, спросил Генрих.
– Да, государь, пожалуй... о духах! – ответил Рене, сделав какой-то странный знак согласия.
– Говорите, я слушаю: этот предмет всегда казался мне весьма увлекательным.
Рене взглянул на Генриха, пытаясь, что бы тот ни говорил, прочитать его непроницаемые мысли, но, увидав, что это дело совершенно безнадежное, продолжал:
– Государь, один мой друг должен на днях приехать из Флоренции: он усиленно занимается астрологией...
– Да, – прервал его Генрих. – я знаю, что это страсть всех флорентийцев.
– В содружестве с крупнейшими учеными всего мира он составил гороскопы самых именитых дворян Европы.
– Ах, вот оно что! – сказал Генрих.
– А так как род Бурбонов является знатнейшим из знатных, ибо ведет свое начало от графа Клермона, пятого сына Людовика Святого, то вы, ваше величество, можете быть уверены, что он составил и ваш гороскоп.
Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
– А вы помните этот гороскоп? – осведомился король Наваррский, пытаясь равнодушно улыбнуться.
– О! – кивнув головой, произнес Рене, – такие гороскопы, как ваш, не забывают.
– В самом деле? – иронически пожав плечами, сказал Генрих.
– Да, государь, ибо гороскоп утверждает, что вас ждет самая блестящая судьба.
Глаза молодого короля невольно сверкнули молнией, тотчас погасшей в облаке равнодушия.
– Все эти итальянские оракулы – льстецы, – возразил Генрих. – а льстец и обманщик – родные братья. Разве один из них не предсказал мне, что я буду командовать войсками? Это я-то!
И Генрих расхохотался. Но наблюдатель, менее занятый своими мыслями, нежели Пене, почувствовал и понял бы, что это смех деланный.
– Государь, – холодно сказал Рене, – гороскоп предвещает нечто большее.
– Он предвещает, что во главе одного из этих войск я одержу победу?
– Больше того, государь!
– Ну, тогда я стану завоевателем, вот увидите, – сказал Генрих.
– Государь, вы станете королем.
– Да я и так король, – заметил Генрих, пытаясь успокоить неистово забившееся сердце.
– Государь, мой друг знает, что говорит: вы не только будете королем, вы будете царствовать.
– Понимаю, – тем же насмешливым тоном продолжал Генрих, – вашему другу нужны пять экю – ведь правда, Рене? Такое пророчество, особливо в наше время, сильно действует на людей честолюбивых. Слушайте, Рене, я не богат, и потому сейчас я дам вашему другу пять экю, а еще пять экю я дам ему, когда пророчество сбудется.
– Государь, не забывайте, что вы заключили договор с Дариолой, – заметила г-жа де Сов, – не давайте же слишком много обещаний.
– Сударыня, я надеюсь, что, когда это время настанет, ко мне будут относиться, как к королю; следовательно, если я сдержу хотя бы половину своих обещаний, все будут очень довольны.
– Государь, – сказал Рене. – я продолжаю.
– Как, еще не все? – воскликнул Генрих. – Ну хорошо, если я стану императором, я заплачу вдвое больше.
– Государь, мой друг везет с собою из Флоренции ваш гороскоп; когда-то, будучи в Париже, он составил и другой гороскоп, и оба показали одно и то же. А кроме того, мой друг доверил мне одну тайну.
– Тайну, важную для его величества? – оживленно спросила г-жа де Сов.
– Думаю, что да, – ответил флорентиец.
«Он подыскивает слова, – подумал Генрих, не приходя Рене на помощь. – Трудненько же ему, сдается мне, выложить то, что у него на душе».
– Так говорите же, в чем дело! – сказала г-жа де Сов.
– Дело вот в чем, – начал флорентиец, взвешивая каждое слово, – дело в тех слухах о разных отравлениях, которые недавно ходили при дворе.
Ноздри короля Наваррского чуть-чуть расширились, и это был единственный признак, что его внимание к разговору, принявшему неожиданный оборот, удвоилось.
– А ваш флорентийский друг кое-что знает об этих отравлениях? – спросил Генрих.
– Да, государь.
– Как же так, Рене? Вы доверяете мне чужую тайну, да еще такую страшную? – спросил Генрих, стараясь говорить как можно более естественным тоном.
– Этому Другу нужен совет вашего величества.
