Михаландреич щелчком сбил с сигареты пепел и кинул
испепеляющий взгляд в сторону одного из молодых, только что пришедших с
факультета журналистики корреспондентов.
«Молодой» с независимым и несчастным видом сидел в кресле в
некотором отдалении от разошедшегося шефа. Вальяжно закинув ногу на ногу, он
вцепился в кассеты так, что рука мелко дрожала.
Очевидно, представление продолжалось уже довольно долго,
потому что сменный редактор Лена Зайцева за спиной у Михаландреича закатывала
глаза и пилила себя ладонью по горлу, давая понять Александре: давно пора
заканчивать промывать мозги несчастному страдальцу.
— Так вот, Потапова, — не унимался Михаландреич, — речь в
этом бессмертном отрывке идет о наших погранцах на таджикской границе. Ты
догадалась, Потапова?
— Мне бы отъехать, Михаландреич, — напомнила Александра…
«Молодому» она сочувствовала, но не слишком.
«Высокий штиль» официальных сообщений она ненавидела и была
совершенно убеждена: писать нужно доступно и красиво, так, чтобы за душу брало,
будь то сообщение о таджикских пограничниках или о визите испанского короля.
Только тогда запомнят, только тогда поймут и не переключат телевизор в первые
же секунды официальной хроники. Стыдно выпускнику университета не уметь писать,
прав Михаландреич…
— Заберите ваши листочки, — в сердцах сказал Михаландреич
проштрафившемуся корреспонденту и зажег следующую сигарету. Александра помахала
рукой, разгоняя дым. — Сядьте и напишите то, что вы хотите сказать, так, чтобы
было понятно тете Шуре и дяде Васе. А также их сыну Боре и дочери Нюре, ясно
вам? И никаких, избави боже, геополитических интересов! Про это вы в курилке…
вот… с Потаповой потолкуете. Она у нас умненькая, про интересы, да еще
геополитические, все соображает. Или нет… Вань! — крикнул шеф-редактор так, что
корреспондент вздрогнул, а Александра, покорившись судьбе, опустилась на стул.
В дверь заглянул плечистый загорелый мужик в сером свитере,
по-военному коротко постриженный. У него было сильное лицо, накачанная шея и
руки-лопаты.
— Ванечка, ты прилетел! — радостно завопила Александра. — А
я и не знала!
— Привет, Сашуль. — Одним огромным шагом мужик преодолел
расстояние от двери до стола и, согнувшись, поцеловал Александру в щеку. — Я
только ночью вернулся. Не знал, что ты на монтаже, а то зашел бы обязательно.
Он стиснул огромной ручищей ладошку Александры и заглянул ей
в лицо. У него были серые, очень внимательные глаза.
— Ты чего шумишь, Михаландреич? — не отпуская ладошку,
спросил он шеф-редактора.
— Молодежь учу, — пояснил тот охотно. — Отпусти ты, Ваня,
Потапову, а возьми лучше юношу, посмотри его материал и объясни, как к таким
материалам тексты пишут. Тебе все равно делать пока нечего. Правильно я
понимаю?
— Хорошо, — легко согласился мужик и еще раз стиснул
Александре руку. Пойдешь обедать — не забудь меня пригласить! Небось отвыкла за
долгие годы разлуки?
— Ох, отвыкла, — смеясь, сказала Александра. — Совсем
отвыкла…
Этот человек всегда приводил ее в самое лучшее расположение
духа.
Иван Вешнепольский был знаменит в России, как Ларри Кинг в
Штатах. Он был политическим обозревателем такого высокого полета и такой
сверхнадежной репутации, что за право владеть его программой боролись все
ведущие каналы. Иван по привычке был верен первому, на котором начинал, и его
ток-шоу, несмотря на крайнюю политизированность, уже несколько месяцев
лидировало во всех без исключения рейтингах.
Он был бесстрашен, упрям, в меру задирист и очень хорошо
образован. О политике он умел рассуждать так, что даже у циничных коллег
захватывало дыхание, а зрители присылали в его программу столько писем, сколько
не получала ни одна передача за всю историю отечественного телевидения.
Поговаривали, что за спиной Вешнепольского маячит КГБ и даже
контрразведка, что сам он пребывает в полковничьем звании и что его отец
большой человек в каком-то секретном ведомстве.
Слухи всегда носятся в воздухе. Ничтожества сами создают их
себе, а титаны — не обращают внимания. Иван Вешнепольский был титаном.
— Как Андрюха? — спросил он напоследок, забирая со стола
Михаландреича злосчастный текст. — Все нормально?
— Нормально, — улыбнулась Александра. — С первого января у
него свой эфир.
— Ну, вот тогда он и помается, помяни мое слово. Не забудь
про обед-то!
Он коротко кивнул «молодому», приглашая его следовать за
собой. Тот смотрел на него во все глаза. Еще бы, такая знаменитость! Будет что
рассказать семье за ужином или любимой в университетской столовке.
— Чего тебе надо-то, Потапова? Я так и не понял. Увлекся,
понимаешь, этим молокососом…
Михаландреич придвинул к себе следующий текст и, нашарив
рукой пульт, выключил громкость у вечно работающего телевизора в углу комнаты
«Новостей». Александра вытянула у него из-под руки бумаги и отодвинула их на
край стола.
— Что за фамильярности? — грозно спросил шеф-редактор.
— Никакие не фамильярности, Михаландреич! — сказала
Александра. — Поговорите со мной, я уже полчаса сижу.
— Ну говори, — распорядился шеф-редактор. — Куда ты ехать-то
хотела?
— Здесь недалеко, на кладбище. Сегодня у моей бабушки
годовщина, я должна съездить, а после работы уже ночь будет…
Шеф-редактор посмотрел на Александру с сочувствием. Все
знали, что, кроме бабушки, никого из родных у нее не было. Победоносцев не в
счет.
— Езжай, Саша, — сказал Михаландреич. — Только пленку,
которую наснимала, не забудь оставить. Я кого-нибудь посажу за монтаж и за
комментарий. Тебе, поди, и машина нужна?
— Неплохо бы, конечно, — ответила Александра смущенно. — А
то я буду ездить незнамо сколько.
— Водить давно пора, — пробурчал Михаландреич, но машину
все-таки вызвал.
На лестнице Александра вспомнила, что у нее совсем нет
денег, а приезжать к бабе Клаве с пустыми руками стыдно. Искать Андрея было
некогда, поэтому Александра отправилась к Ивану Вешнепольскому.
— Вань, одолжи мне денежек, — попросила она, приоткрыв дверь
его кабинета, где он что-то негромко втолковывал давешнему корреспонденту. —
Совсем ничего нет, а мне нужно…
Улыбаясь до ушей, Иван вылез из-за громадного, заваленного
бумагами стола и пошел к ней, на ходу доставая деньги.
— Сколько тебе? Сто? Двести? — В руках у него были доллары.
— Ты, Вань, совсем оторвался от жизни, — сказала Александра
и заглянула к нему в бумажник. Порывшись, она вытащила бумажку отечественного
производства и помахала ею у него перед носом. — Видел? Запомни, а то будешь
потом в американской валюте требовать.
