— Ничего, — лучезарно улыбнулась она с высоты своего роста.
Весь он был какой-то невзрачный. На худом загорелом лице —
очочки, одет то ли бедно, то ли непривычно для русского глаза — темный свитер,
темные джинсы, нелепая жилетка. И — господи, спаси и помилуй! — волосы собраны
сзади в короткий хвост.
Он тоже улыбнулся. Улыбка у него оказалась приятной.
— Я, наверное, за всю жизнь столько не знакомился, сколько
за сегодняшний вечер, — сказал он Александре по-русски. — И никого не запомнил.
Очень удивленная, Александра замерла с бутербродом в руках —
со всегдашней своей неловкостью, за которую ее так ругал Андрей, она даже не
догадалась пристроить его на тарелку. Знакомясь, французик пробормотал что-то
вроде «Нотр-Дам, норсульфазол…», то есть изъяснялся явно по-своему,
по-иностранному, это она точно запомнила. А теперь вдруг — на великом и
могучем…
— Вы говорите по-русски? — с изрядным опозданием удивилась
она.
— Говорю, — подтвердил он. — Как у каждого или почти каждого
порядочного француза, у меня имеется русская бабушка вполне княжеского рода.
Учить русский язык в семье считалось хорошим тоном.
— Надо же! — искренне восхитилась Александра — чуть ли не
впервые в ее журналистской практике ей попался иностранец, говорящий по-русски.
Он учтиво стоял рядом, и было непонятно, что ей теперь
делать протиснуться мимо него вместе со своим бутербродом к окну или завязать с
ним легкую и приятную беседу. Места между столом и французом было мало, поэтому
Александра выбрала беседу, проклиная на чем свет стоит Вику, флиртующую с
Димкой. Пусть бы сама развлекала своего француза — она, Александра, светскими
талантами никогда не блистала.
— Вы впервые в Москве? — поинтересовалась она со всей
непринужденностью, на которую только была способна. Должно быть, со стороны они
выглядели забавно — изящный француз и она, зажавшая бутерброд в горсти, как
последнюю гранату.
— Родители привозили лет тридцать назад. Я помню все очень
смутно, — ответил он и опять улыбнулся смущавшей ее улыбкой. — Сейчас многое в
Москве изменилось, верно?
Пожалуй, акцент в его речи все-таки был. Вернее, даже не
акцент, а легкий намек на него, некая приятная неправильность интонации,
которую трудно сразу уловить. Да, а как же его зовут? Она не собиралась с ним
разговаривать и была уверена, что его имя ей не понадобится, поэтому плохо
слушала Вику, когда та представляла их друг другу. И что теперь делать?
Спросить? Или обойтись предложениями без обращения?
— Прошу прощения, — сказала Александра несколько смущенно, —
но я не запомнила вашего имени. Меня зовут Александра Потапова. Я журналистка.
Работаю корреспондентом в «Новостях» на первом телевизионном канале. — До сих
пор, представляясь, она испытывала прилив жгучей гордости. — А вы?
— Меня зовут Филипп Бовэ, — ответил француз, ничуть не
смущенный нарушением этикета: наверное, он сам разбирался в нем не слишком
хорошо. — Я приехал в Россию писать книгу. Пробуду здесь, возможно, около года.
— Вы журналист? — спросила Александра. В то, что он
знаменитый писатель, она как-то не очень поверила.
— Не совсем журналист, — ответил он, подумав. — Когда-то
хотел быть журналистом. Но так им и не стал. Появились… другие дела.
Понимающе кивая, Александра думала о том, как бы повежливее
отойти от него. Конечно, она уже не школьница-переросток, а вполне зрелая женщина
с надежно упрятанными комплексами, но все-таки возвышаться над ним — маленькое
удовольствие. Хотя он был не намного ниже, сантиметра на три, пожалуй… Но и три
сантиметра ее нервировали.
— Кажется, я не даю вам есть, — догадался француз.
— Я сегодня очень устала, — доверительно сообщила ему
Александра, с сожалением рассматривая рыбу на прозрачном ломтике свежего хлеба:
откусить при нем она не решалась. — Пятница — самый трудный день. Обязательно
произойдет что-нибудь непредвиденное. Перед выходными все стараются как следует
накачать народ, чтоб никто, не дай бог, не забыл, в какое ужасное время мы
живем…
— Накачать? — переспросил он недоуменно. Александра
засмеялась.
— Ну, вывалить очередную кучу чернухи, — пояснила она
весело.
— Ага. Чернухи, — сказал француз и тоже засмеялся. — К
сожалению, я знаю только классический русский язык, и мне иногда трудно с
пониманием.
— Ничего. Если вы собираетесь писать о нас книгу и будете
собирать материал, от вашего классического русского не останется и следа, —
пообещала ему Александра. — Будете говорить, как все сейчас говорят.
— Вы меня утешаете, — пробормотал Филипп.
Девушка ему нравилась, и говорить с ней было приятно. По
крайней мере, она не смотрела ему в лицо завораживающим взором и не старалась
поразить его воображение неземной красотой или потрясающим интеллектом.
Чуть ли не весь вечер он старательно придуривался, что ни
слова не понимает по-русски, и вот — на тебе! — разговорился с какой-то
случайной девицей, неизвестно как попавшей на эту вечеринку восходящих звезд и
почти знаменитостей.
Она была высокой — вровень с ним или даже чуть выше — и
крупной. Аристократической худосочности в ней не было и в помине. Длинные ноги,
сильная шея, нежная кожа, очень короткие волосы. Филиппу этот короткий
блестящий «ежик» просто не давал покоя — так хотелось его потрогать. С чего бы?
— Пойдемте на балкон, а? — не выдержала Александра. — Там
никого нет, и можно покурить. Вы курите?
— Курю, конечно, — сказал Филипп и как привязанный пошел за
ней, разглядывая ее шею с оставленным завитком темных волос.
— Я только возьму еще бутерброд, — извиняющимся тоном
сказала она. — А вы не хотите?
Филипп с удовольствием выпил бы кофе, да и не мешало бы
также сделать пару звонков, однако придется выждать еще с полчаса — уехать
сейчас просто неприлично.
Оказавшись на балконе, Александра заметно расслабилась.
Здесь было темно и прохладно — из приоткрытой рамы тянуло осенней сыростью,
пахло дождем и автомобильными выхлопами. Шум вечеринки заметно стих, но дверь,
в которую должен был войти Андрей, просматривалась отсюда очень хорошо, так что
она его не пропустит.
— Принести вам кофе? — спросил француз, про которого
Александра совсем забыла.
— Да, если можно, — благодарно сказала она — кофе ей очень
хотелось.
Глядя, как француз пробирается между гостями к столу с
напитками, Александра внезапно его пожалела. Бедняга, все его бросили. Даже
Вика. Он же не виноват, что не похож на Алена Делона и вообще сильно отличается
от стандартного французского очаровашки, созданного русским женским
воображением. Ни шарма, ни обаяния, ни пресловутой элегантности. Зачем он
понадобился Вике?
