Поэтому Ладка разглядывала записку и собиралась сличать
почерки, Александра все повторяла про себя: слава богу, что он жив, а Маша
ходила по комнате с сухим иезуитским блеском в глазах и, кажется, понимала
далеко не все, что ей говорили.
Пока Ладка подковыривала столовым ножом край старой складной
лупы, которая никак не хотела открываться, Александра снова взяла записку в
руки.
— Маш, а что это за карман? — спросила она, оглядываясь на
подругу. — Вот тут написано: «…в моем кармане, где беспорядок — ты меня еще
постоянно за него ругала…»
— Понятия не имею, — ответила Маша и опять принялась ходить
из угла в угол. Отросшие волосы мешали ей, и она нетерпеливо заправляла их за
уши. Честное слово, Сань. Я целый день над этим думаю, ничего понять не могу.
Что за карман? Что за пакет? Что за адрес?
— Мань, свари кофе, — приказала Лада, справившаяся наконец с
лупой. — Сань, давай письмо. Ну-с, приступим!
Кофе сварился как раз к тому моменту, как Лада со стуком
сложила лупу и сказала задумчиво:
— Пациент скорее жив, чем мертв. Вроде его почерк. А может,
и не его…
— Не помогла лупа? — язвительно осведомилась Маша.
— Черт разберет эту лупу, — сказала Лада. — Вроде бы все
похоже…
— …и не похоже… — докончила за нее Маша жалобным голосом и водрузила
в центр стола сахарницу. Шел первый час ночи.
— Кстати, ты зря иронизируешь, Мань, — сказала Лада, наливая
всем кофе. — Если это подложная записка, то, даже если мы найдем этот пакет и
куда-то его отправим, это будет означать, что мы действуем на руку врагу,
только и всего.
— Ага, а вчерашние бандиты? Зачем они меня пугали, если это
подложная записка? — выпалила Маша — очевидно, она давно уже над этим
раздумывала. — Пугать меня есть резон только в том случае, если записка
настоящая и пакет существует, и они боятся, что я его куда-нибудь отнесу.
— А может, они тебя для того и пугали, чтобы ты так
подумала, — высказала предположение Лада. — Чтобы ты решила, что записка
подлинная, нашла бы этот пакет и собственными руками навредила Вешнепольскому.
Есть и другой вариант: ты находишь пакет, а они его у тебя отнимают. На улице.
Им даже искать не придется, ты им его сама принесешь.
— Следующего раза я не переживу, — мрачно сказала Маша.
— Интересно, что там может быть, в этом пакете? Документы?
Деньги? — не унималась Лада.
— Много денег в карман не положишь, — заметила Маша,
продолжая ходить по комнате. — Документы, впрочем, тоже…
— Сядь, Мань, — попросила Александра. — Не мельтеши.
Маша боком присела к столу, зажав коленями худые безвольные
руки.
— Значит, будем исходить из того, что записка настоящая, —
задумчиво проговорила Лада. — Хотя до конца я в этом не уверена.
— Не уверена! — возмутилась Маша. — Может, тебе еще одну
лупу принести?
— Давайте думать, девочки, — прекратила их спор Александра.
— Мы должны найти пакет и кому-то его передать, а мы даже не знаем, где он
может быть и как он выглядит. И не знаем, сколько у нас времени. Может, его уже
совсем нет.
Они в молчании попили кофе. Грязный тетрадный листок лежал
перед ними на столе.
— Ну, адрес или имя, очевидно, есть в пакете. Найдем пакет —
узнаем, кому он адресован, — сказала Лада. — Но что это за карман? Где всегда
беспорядок?
— Я не знаю! — в отчаянии воскликнула Маша. — Даже
предположить не могу!
— У тебя есть его вещи? — спросила Александра.
— Да нет почти. Куртка и два свитера. Первым делом я
посмотрела в карманах куртки. Там ничего нет. В свитерах нет карманов, но я и
свитеры перетряхнула… — Маша чуть не плакала. — Это все совсем не то. Про
что-то другое он пишет…
— Давай еще раз посмотрим, — предложила деятельная Лада. —
Вдруг ты проглядела?
С видом праведника, по несправедливости обреченного на
вечные муки в аду, Маша потащилась в другую комнату. Лада пошла за ней, а
Александра снова стала читать записку.
— Мань! — крикнула она. — А за какой беспорядок ты его
ругала?
— Не знаю, — отозвалась Маша, появляясь на пороге. — Ни за
какой. Я вообще его никогда не ругала. Я его люблю…
— Это мы знаем, — пробормотала Александра. — А почему пакет
японский? Что за японский пакет?
— И про пакет не знаю, — повторила Маша с выражением
глубокого отчаяния. — Он мне доверился, попросил помочь, а я даже не могу взять
в толк, о чем он пишет…
И она заплакала.
Александра не утешала ее, прекрасно понимая, что утешить ее
нечем. Нужно постараться понять, о чем идет речь в записке, и тогда прояснится
хоть что-то.
Пришла из соседней комнаты Лада и сказала невесело:
— Ничего. Ни в карманах, ни за подкладкой, ни даже в
свитерах. Ни-че-го.
— Что же это за японский пакет? — бормотала Александра. —
Может, от фотографий? Мань, ты не помнишь никаких пакетов от фотографий? Они
вроде бывают японские…
— Нет у меня никаких японских фотографий, — всхлипывая, с
трудом выговорила Маша. — И своих фотографий он мне не показывал. Я видела
только ту, что висит у него в кабинете, где он с папой римским. Когда мы только
познакомились, он приносил мне ее, хотел похвастаться. Я тогда решила, что он
больной… — И Маша засмеялась сквозь слезы.
— А в квартире у него ты была? — сердито спросила Лада. Она
всегда сердилась, когда чего-то не понимала или переживала слишком сильно…
— У него дом за городом, а не квартира, — сказала Маша. —
Была, конечно. У меня даже ключи есть, хотя я никогда туда без него не ездила.
— Беспорядок… — пробормотала Александра. — Беспорядок…
Кавардак, хаос, свалка, помойка, месиво, бардак…
— Ты чего, Сань? — с тревогой спросила Маша. — Ты о чем?
— Не мешай, — приказала Александра и даже глаза закрыла. — Я
пытаюсь придумать, чем можно заменить слово «беспорядок». Что-то такое, мне
кажется…
— Что? — шепотом спросила Лада.
— Сейчас, еще раз… Беспорядок, бардак, свалка, помойка,
куча, мусор… Ах черт! — Она легла щекой на прохладную поверхность стола. Прямо
перед ее носом было Ванькино письмо и пепельница с дымящейся сигаретой.
Что-то ускользало от нее, что-то такое, о чем она уже
догадалась, но только никак не могла ухватить это, осознать… Нечто подобное с
ней уже было. Совсем недавно в каком-то важном разговоре она точно так же
пыталась выловить что-то очень существенное — то ли слово, то ли фразу,
царапнувшую сознание, — и ничего у нее не получилось.
