— Еще бы она была мне соперницей, дуся! — язвительно бросила
Вика. — Нет, это и вправду хорошо задумано — прикрыться ее именем. Ты молодец,
Победоносцев. И главное — благородно до невозможности: поставить в программу
нечто, сделанное бывшей женой. И хорошо, и умно. Никаких личных претензий, все
строго по-деловому… Дай я тебя поцелую, зайка. Мы далеко пойдем, это точно…
Они смачно поцеловались, думая каждый о своем. Но со стороны
это выглядело очень мило.
— А Вешнепольский не вернется? — задал Андрей давно мучивший
его вопрос.
— Нет, дуська! — игриво воскликнула Вика. — Ну, ты дурачок,
ей-богу! Разве ребята, которые это затевали, совсем больные? Не-ет, дуська, они
как раз здоровые. Только тебе еще нужно продумать, что сделать потом с твоей
сукой. Ну, после эфира. Она ведь такая… непредсказуемая. Еще пойдет доказывать,
что кино не ее…
— О боже! — простонал Андрей, бледнея, это не приходило ему
в голову.
— Не переживай! — пропела Вика. — Придумаем что-нибудь!
Александре приснился кошмар. В последнее время они часто ей
снились. И все очень похожие друг на друга.
В них Филипп почему-то гнался за ней по залу какого-то
заброшенного аэропорта, где она должна была встретиться с Иваном и передать ему
огромный мешок из-под сахара с напечатанными на нем японскими иероглифами.
Мешок этот мешал ей бежать, она все время хотела его бросить, но знала, что
нельзя… Потом в нее целился какой-то киллер с лицом Иисуса Христа и грустными
глазами, которые говорили, что ему совсем не хочется ее убивать, но придется.
Затем она оказывалась под столом в комнате «Новостей», и мусор из корзины
сыпался ей на колени, а в щели между столом и полом она видела лакированные
ботинки Андрея. Потом Иван тащил ее в машину, и у нее в руке был зажат тот
злосчастный пакет с хлебом, из-за которого она тогда вернулась…
Плача, она села в постели.
За окном, за белой пеной кружевных занавесок, было совсем
темно. Филипп не любил толстые портьеры, оставшиеся со времен бабы Клавы, и
как-то так получилось, что Александра тоже постепенно от них отвыкла, теперь
они редко их закрывали.
— Сколько времени? — спросил проснувшийся Филипп.
— Полшестого, — ответила Александра, перегнувшись через
него, чтобы взглянуть на будильник. — Спи. Еще целый час можно спать.
— А ты? — спросил Филипп. — Опять что-нибудь приснилось?
«Еще как, — хотелось сказать Александре, — еще как
приснилось…» Но она не могла обсуждать с ним свои проблемы. И теперь дело было
даже не в том, что он «чужой человек». Просто это стало опасно. Как ни крути,
она ничего о нем не знает, кроме того, что он ведет странную жизнь. А от ее
молчания в данном случае зависела безопасность Лады, Маши и ее собственная.
Они теперь почти не виделись. По телефону общались ровно
двадцать секунд, сообщая друг другу, что живы и здоровы. Лада с Васяткой опять
улетела в дальние края, Александра не вылезала с работы, Маша успешно
симулировала какую-то сложную болезнь и жила у тетки.
— Алекс, мне не нравится, что ты совсем перестала спать, —
сказал Филипп в темноте. Голос у него был холодный. — Может, ты скажешь мне, в
чем дело?
— Ни в чем, — поспешно отозвалась Александра, и он
шевельнулся. В мертвенно-бледном свете уличного фонаря она увидела, что он
повернулся на бок и подпер голову рукой. Очень смуглый, с длинными волосами —
ну просто герой какого-нибудь героического американского сериала.
— Я не должен задавать вопросов, правильно я понимаю? —
спросил он вежливо.
— Филипп, мне нечего тебе сказать, — заторопилась
Александра, испытывая огромное искушение выложить ему все, разделить с ним ужас
перед тем, во что они неожиданно влипли, и понимая, что делать этого нельзя. —
Просто у меня очень тяжелая жизнь… Муж бросил, с работы выгнали, потом взяли
обратно, но при каких-то странных обстоятельствах. Человек, о котором я делаю
фильм, пропал. Я не имею права ошибиться с трактовкой его материалов, потому
что, во-первых, он знаменитость, а во-вторых, мой друг… Или наоборот.
Во-первых, друг, а во-вторых, знаменитость…
— Ты его сильно любила, что ли? — вдруг перебил он.
— Кого, Ивана? — удивилась Александра.
— Да не Ивана, — с досадой сказал Филипп. — Того. Который
бросил.
— Черт его знает, — задумчиво проговорила Александра и вдруг
поняла, что это правда. — Не знаю.
— Не знаешь? — переспросил Филипп.
— Когда выходила замуж, то была уверена, что люблю, — начала
она медленно, как бы оценивая со стороны правдивость своих слов. — Бабушка
умерла, мне было очень одиноко, я, как всегда, едва сводила концы с концами…
Это ведь только кажется, что у нас приличные деньги платят, а на самом деле,
как у всех: задерживают, дают меньше, чем ожидаешь, и так далее… Он был умный,
перспективный, свой. Почему бы и нет? Но с ним было трудно. Как-то сразу очень
трудно. Он моментально перестал меня замечать. Мы с ним жили, как… с тобой. Ой,
прости…
— Все в порядке, — заверил Филипп.
— Ему наплевать было на мои дела, а я за него очень болела.
Думала, он в программу меня возьмет. В новую. Его раздражало то, что я мало
чего добилась. Ему нужно было все сразу: признание, деньги, прайм-тайм, дружба
с начальством…
— Так не бывает, — уверенно сказал Филипп. Александра
засмеялась.
— Еще как бывает! — воскликнула она. — Теперь у него все это
есть.
— Вряд ли, — стоял на своем Филипп. — Это было бы слишком
просто. Жизнь была бы слишком простой, — добавил он, подумав.
Александра легла щекой на подушку и прикрыла глаза, чтобы не
видеть, как матово поблескивает католический крестик у него на шее. Почему-то
ее это очень смущало.
Когда они занимались любовью, крестик свешивался на нее, и
она ловила его губами…
— Ты знаешь, — стремясь отделаться от непристойных мыслей,
заговорила она, — вчера я опять столкнулась с Викой. Ну, на которой женился
Андрей. Она мне все время говорит, что я сука и чтобы я не попадалась ей на
пути. Но в последнее время как-то поостыла, без прежнего, так сказать, энтузиазма…
Наверное, мы правильно сделали, что поженились.
— Это точно, — загадочно сказал Филипп. — Это ты тонко
подметила.
Он давно сдерживался, чтобы не засмеяться, а тут не
выдержал. Она так добросовестно отводила от него глаза, так искренне печалилась
о каких-то идиотах, не стоящих того, чтобы плюнуть в их сторону, что, даже
понимая, как это для нее важно, все-таки рассмеялся.
— Ты что? — с удивлением спросила она.
