Он обхватил ее коротко стриженный затылок и с силой притянул
к себе.
— До церемонии поднятия флага еще час, — сказал он шепотом.
— За это время можно успеть многое.
Удивительно, как действовал на нее этот человек! Она
моментально забыла обо всем на свете. Остался только он, его католический
бриллиантовый крестик, который по неизвестным причинам совершенно завораживал
Александру, и неуемная радость от того, что у них много времени и они могут с
пользой его потратить.
— Ты сегодня поздно? — спросил Филипп, когда они уже
попивали кофе, собираясь разбежаться на целый день, каждый по своим делам.
— Не особенно, — ответила Александра, соображая. — Мне
немного осталось, я думаю, за неделю мы все закончим. Вообще фильм получился
ничего.
— Покажешь?
Александра пристально на него посмотрела.
Он пробегал глазами какую-то англоязычную газету и
прихлебывал кофе из огромной белой кружки: «Мое приданое!» — гордо объявил он,
водружая эту кружку на стол в первый же день пребывания в доме у Александры. В
длинных загорелых пальцах — вкусно дымящаяся сигарета.
«Зачем ему мой фильм?» — в некотором смятении, до конца еще
не осознанном, подумала Александра. Он выглядел совершенно равнодушным.
Наверное, таким он и был. Тогда зачем?
— Впрочем, если не хочешь — не надо, — сказал он, мельком
взглянув на нее. — Я не особенно увлекаюсь российской политикой.
— Да нет, почему же, — пробормотала Александра. — Я могу
принести…
Он развернул газетную простыню и перегнул ее.
— Дня через два я улетаю, — сообщил Филипп. — Вернусь пятого
января.
«Только и всего, — подумала Александра. — «Вызван с докладом
в Малый Совнархоз. К обеду не жди, твой пупсик». Или суслик? Кажется, все-таки
суслик…»
Она стремительно поднялась, открыла воду и стала мыть
посуду, хотя, как правило, утренние чашки они оставляли на вечер. Ей не хотелось,
чтобы он заметил ее огорчение.
— Что ты хочешь к Рождеству? — спросил он, как показалось
Александре, с некоторым самодовольством.
— Бриллиантовое колье, — буркнула она, не сдержавшись, и тут
же прикусила язык.
— Что-что? — удивленно переспросил он.
— Если можешь, — попросила она довольно кисло, — дай мне
денег. Не пугайся, мне нужно всего лишь починить ботинки. «Старые-то совсем
прохудились…» — добавила она сварливым тоном старухи из «Сказки о рыбаке и
рыбке».
Она понимала: сердиться на то, что он уезжает, смешно и
унизительно, к тому же нарушает все условия их договора, однако не смогла
преодолеть своих чувств. Ей стало ужасно себя жалко. Почему-то она не подумала,
что у него могут быть свои планы на Новый год, и заранее решила все за них
обоих.
Лада с Васяткой в теплых странах и прилетят не раньше конца
европейских каникул. Маша в глубоком подполье. Сослуживцев у Александры теперь
нет, поэтому наплыва гостей не предвидится. Она собиралась нарядить елку, напечь
пирогов — в этом она была мастерица — и накрыть стол со свечами для них двоих.
Для себя и своего мужа.
Она давно уже продумала меню, идиотка. Господи, какая
идиотка!
Она воображала, как они будут чокаться тонкими
бабы-Клавиными фужерами, оставшимися еще от царских времен, когда куранты
ударят в двенадцатый раз. А потом будут есть все, что она наготовит, и смотреть
телевизор, лежа на полу и поставив бокалы на животы, не в силах пошевелиться —
именно так нужно наедаться на Новый год! Часа в три они пойдут гулять, чтобы
порастрясти пироги и индейку, которую она тоже придумала ради него. Они придут
с улицы, когда на первом канале уже начнется какая-нибудь старая комедия, и
будут пить кофе, заедая его пирогами, мороженым и комедией…
Слеза капнула в чашку, которую Александра старательно терла
под краном.
— Я не понял, — сказал Филипп, — при чем тут ботинки?
— Не нужно мне никаких подарков, — злым голосом сказала она.
— Дай мне денег на починку ботинок, и все.
Зашуршала газета, он поднялся. С замершим сердцем Александра
ждала. Он протопал в коридор и оттуда громко сказал:
— Я не могу ничего отменить. Слышишь, Алекс?
— Пошел к черту, — сквозь стиснутые зубы произнесла она, но
так, чтобы он не слышал, и с мстительным стуком сунула его чашку на полку.
Он подошел сзади и укусил ее за шею, довольно сильно.
— Ты что, больной?! — взвизгнула Александра, поворачиваясь.
Он был уже в куртке и очках, загадочно поблескивающих.
— Деньги, по традиции, на пианино, — сообщил он. — Пока.
— Пока, — пробормотала красная как рак Александра.
Он уже был в дверях, когда в кармане у него зазвонил
мобильный.
— Алло! — сказал он, поворачивая ключ.
— Фил, это я, — озабоченно откликнулся знакомый голос.
Только один человек называл его Филом.
— Ну что? — спросил Филипп.
— Ничего утешительного, — сказал голос. — Можешь подъехать?
— Так я и знал, — пробормотал Филипп. — Когда?
Фильм был доделан и сдан Свете Морозовой за два дня до
Нового года. Филипп давно улетел, и от него не было ни слуху ни духу. Почему
она решила, что он непременно будет звонить? Дура, сказочница, ругала она себя.
Ты думаешь, если он с тобой спит и, кажется, даже получает от этого
удовольствие, значит, ты ему нужна? Или он тебе нужен? Уехал — и слава богу!
Меньше народу — больше кислороду.
Мне не нужны никакие мужики, с уходом Андрея я перестала им
доверять, и неизвестно, когда теперь вновь воспрянет мое надломленное «я».
Хотя…
Разве Андрей был мужиком? Так, какое-то существо, капризное,
недовольное, зависимое… Слизняк в дорогих брюках…
Позвольте, но я чуть не умерла, когда он меня бросил.
Ты чуть не умерла вовсе не из-за него, а от того, что он
бросил тебя как-то особенно подло. Отвратительно подло. Тебе бы радоваться, что
он тебя бросил. Умница, молодец, как это он догадался! Если б не он, такой
решительный, и его новая любовь, еще более решительная, ты прожила бы с ним всю
жизнь, терпела бы его подлости, боялась бы его взгляда, прощала бы ему все
капризы и издевательства… Ты же слабая. Слабая и трусливая. У тебя не хватило
бы характера развестись с ним, даже если бы ты в конце концов все про него
поняла.
«Нечего о них думать, — злилась на себя Александра, — да еще
сравнивать их друг с другом. И без них забот полон рот. Фильм сдала, работы
опять нет, денег тоже нет, история с Иваном еще не закончена. Пока все тихо, но
неизвестно, что будет дальше…»
