Она шла по Тверской, намереваясь дойти до «Маяковки», сесть
на метро и вернуться к себе на «Сокол». Был ранний вечер, всего четыре часа —
она специально посмотрела на часы, — но уже стемнело, и это ее угнетало.
В магазинах, полных предновогодних вещей, толпились люди.
В витринах, шикарно и по-иностранному украшенных, вовсю
буйствовало Рождество. Искусственные елки, в миллион раз краше настоящих,
сверкали почти натуральным снегом, водопадами огней, многажды отраженными друг
в друге громадными шарами на золотых, белых, синих бантах… Зимние коллекции
сочетали в себе теплый уют и неброскую элегантность. Крошечные женские головки
приникали к меховым воротникам почти с живой нежностью.
В ювелирном магазине творилось нечто невообразимое.
Озабоченные мужчины в длинных кашемировых пальто тыкали мобильными телефонами в
раскрытые атласные коробочки, из которых брызгал во все стороны острый ледяной
свет, и требовали показать им то одно, то другое. В кассу стояла очередь.
В «Елисеевском» было как в метро в час пик — не войти и не выйти,
в дверях затор.
То и дело попадались озабоченные дяденьки со спеленутыми
елками в руках и на плечах. Машины у магазинов стояли в два ряда, и никто не
слушал осипшего гаишника, пытающегося навести порядок…
Ах, как Александра любила Новый год! Не было в году
праздника лучше. Когда она, маленькая, играла в куклы, у ее кукольной семьи все
праздники были Новый год.
Даже в свои двадцать пять лет Александра все еще свято
верила, что этот праздник — волшебный. Она совершенно точно знала, что желание,
загаданное с двенадцатым ударом колокола, обязательно сбудется, а в душистой
глубине елки, пахнущей хвоей, детством, счастьем, живут тролли, которые —
конечно же! — приготовят ей подарок.
Она всегда была чрезвычайно озабочена добычей этого
необыкновенного дерева, и бабушка, как ни странно, разделяла ее заботы.
Баба Клава выстаивала за елкой огромные очереди — в Москву
почему-то завозили раз в тридцать меньше елок, чем требовалось, — а потом они с
маленькой Александрой везли ее на санках, иногда издалека, за несколько
километров, смотря по тому, где был елочный базар. Они привозили ее и отдыхали
у подъезда, обе очень гордые собой, и отвечали на взволнованные вопросы соседей
по поводу елки с сознанием своего превосходства, а потом тащили ее на четвертый
этаж, потому что в обычный лифт она не входила, а грузового в старом доме,
конечно, не было. И баба Клава, ненавидевшая малейший беспорядок, никогда не
ругалась, если с елки на пол натекала лужица растаявшего снега или сыпались
упругие зеленые иголки.
И тролли никогда не подводили.
Подарков всегда было два — от бабушки и от троллей. От
бабушки что-нибудь очень практичное, но веселое. Например, новое платье с
кружевами, или носки с забавными кисточками, или шапка с необыкновенным
помпоном — когда и как бабушка успевала все это сшить и связать, Александра не
представляла.
Тролли придумывали что-нибудь «для души»: новую куклу,
необыкновенной, завораживающей красоты пластмассовые бусы, шкатулку с секретом,
маленькие, с палец, фигурки жениха и невесты в настоящих нарядах…
Господи, что это были за подарки и что за праздник!
Александра вспоминала его потом целый год и с замиранием сердца ждала
следующего…
Те игрушки стояли в кладовке, задвинутые на самую верхнюю
полку, и Александра уже проверила их сохранность.
Елками торговали теперь везде и без всяких очередей. У
Александры было немного денег, и она рассчитала, что на елку, мандарины, кусок
буженины и бутылку шампанского ей вполне хватит. И даже останется немного,
чтобы дожить до возвращения Филиппа. Если он вернется, конечно.
Мысль о том, что он может не вернуться, ужасала ее.
Александра твердо решила не думать об этом, но опасливая мыслишка время от
времени возникала в глубине сознания и обнаруживала себя, как утопленник,
всплывающий вдруг на поверхность заросшего пруда.
Вот и сейчас она шла и опять размышляла о том же.
В конце концов, Филипп ей ничем не обязан. Возможно, у него
изменились планы — а они вполне могли измениться: мало ли кто ждет его в
Париже, — и он не вернется. Он имеет на это право, у них всего лишь фиктивный брак.
Нет, не фиктивный, а как раз настоящий, но временный и по расчету. Значит…
Но додумывать до конца эту до смерти пугавшую мысль она не
стала. «Как бог даст», — сказала она себе словами бабы Клавы. Будь что будет…
В витрине какого-то дорогого магазина ей бросилось в глаза
белое кашемировое пальто. Она прошла было мимо, но вернулась, не в силах
оторвать от него взгляда. Потрясающее, длинное, очень уютное пальто. Простота и
элегантность. Элегантность и шик. Шик и сдержанное достоинство очень дорогой вещи.
В таких пальто беззаботные и веселые дамы приезжают тридцать
первого декабря в Большой театр на «Щелкунчика». Под его нежным кашемировым
теплом обязательно должно быть маленькое черное платье и скромная нитка
натурального жемчуга и, конечно, аромат дорогих духов. А рядом обязательно
должен быть уверенный в себе и в жизни мужчина и маленький мальчик с розовым
ротиком и блестящими от возбуждения глазами, вывезенный в театр впервые.
Александру, застывшую у витрины и уже сочинившую к этому
пальто целую жизнь, вдруг кто-то толкнул с такой силой, что она едва не упала.
— Чево пялисся, дура? — спросил налетевший на нее поддатый
мужик. — Пшла вон!
Вот и все.
Никаких сказок, никаких троллей и никакого «Щелкунчика»…
Будь оно все проклято.
Александра поддернула сползающий с плеча ремень портфеля,
сунула руки в карманы и нарочито бодрой походкой зашагала к метро. Она боялась
грубостей и долго потом их переживала.
Водитель бежевой «шестерки» убедился, что она нырнула в
метро, и нажал на газ. Следовало добраться до «Сокола» раньше этой фигуристой
девицы с мечтательным лицом и занять привычную наблюдательную позицию.
Елка в этом году получилась совершенно необыкновенной.
Намного лучше, чем всегда. Каждый Новый год Александра говорила себе это и к
следующему Новому году благополучно забывала.
Александра нарядила ее утром тридцатого числа, немножко
полюбовалась и стала развешивать по квартире бумажные фонари и гирлянды. Пусть
в этом году она совсем одна, но нарушать традиции нельзя ни при каких
обстоятельствах. Занимаясь украшением своего дома, она то и дело заглядывала в
дверь большой комнаты, где стояла елка. Елка была до потолка и уже вовсю пахла,
пригревшись в домашнем тепле. Вечером Александра зажжет на ней огоньки, будет
смотреть в ее волшебную глубину и ждать чуда. Интересно, тролли уже там? Нет,
наверное, они придут, когда стемнеет и она ляжет спать.
