— Интересно! — весело сказала Вика. — Похоже, я тебя
недооценила. Все думала — и что это Михайлов Василий Андреевич в ней нашел? А
оказывается, не только титьки, но и характер имеется.
— Ты хочешь сказать, не только характер, но и титьки? —
уточнила Лада, рассматривая Вику. Бесшабашная храбрость кипела и бурлила в ней,
переполнявшая ее ярость требовала немедленного выхода, но она взяла себя в
руки. — Так что все о'кей, — сказала Лада. — Из твоей программы я, конечно,
уйду, но ты-то с кем останешься? С Катей Бергер, которая в материале про
британский королевский дом написала «прынц»? У тебя ведь даже титек нету, один
папашка героический. Но они все только до поры до времени героические, правда?
— Ах ты, дрянь, — начала Вика — с ней давно, можно сказать,
никогда так не разговаривали. — Мерзкая, паршивая, глупая…
В дверь робко постучали.
— Да! — гаркнула Вика, как император Николай Палыч на плацу
перед Преображенским полком. Лада даже вздрогнула.
— Простите, — пробормотала только что помянутая Катя. — Там
Ильину к телефону…
Зная, что Вика не выставит ее, она осторожно вдвинулась
поглубже. Остренькие глазки перебегали с одной дамы на другую — ей до смерти
хотелось выяснить, что происходит между ними.
— Это Потапова звонит, — пояснила верная Катя и сделала
постное лицо, как будто проговорилась случайно.
— Пардон, — сказала Лада, величественно и неторопливо
поднимаясь. — Я только отвечу на звонок.
Но Вика еще не уничтожила свою собеседницу и потому не могла
позволить, чтобы Лада Ильина закрыла за собой дверь.
— Говори отсюда! — приказала она. — Я разрешаю. А ты уйди! —
заорала она на Катю. Слегка перетрусив. Лада взяла трубку.
— Алло!
Трубка разразилась целой какофонией звуков. В ней кто-то
что-то кричал — явно не одна Александра, — кто-то плакал, и Лада долго не могла
ничего понять.
— Да что случилось-то? — крикнула она наконец под
пристальным Викиным взглядом.
Выслушав ответ, Лада Ильина швырнула трубку на аппарат и
резко повернулась. Кресло упало, колесико отвалилось от пластмассовой ноги и
покатилось по ковру. Лада в нетерпении ногой распахнула дверь в коридор и
помчалась в комнату «Новостей», сметая все на своем пути.
— Ты что?! — грозно крикнула ей вслед Вика. — Вернись!!
Но Лада даже не оглянулась.
Зато оглянулись сотрудники, толпившиеся в коридоре.
Оглянулись и замерли, не веря своим глазам, восхищаясь тем, что можно не
услышать приказания начальницы.
— Что случилось? — растерянно спросил Вася Куренной,
выбежавший из своей каморки на шум, который производила Лада в комнате
«Новостей».
— Михаландреич! — не отвечая, заорала Лада так, что ее
слышал весь коридор. Роняя чужие вещи, она искала на вешалке свое пальто. —
Махаландреич!!
В дверях столпились любопытные.
— Ты что? — спросила Лена Зайцева, но Лада отмахнулась.
— Михаландреич! — еще громче завопила она.
— Ладка, что случилось? — протискиваясь к ней, повысил голос
Куренной. — Ты меня слышишь? Нет?
В толпе у порога возникла лысина шеф-редактора, журналисты
посторонились, пропуская его.
— Что стряслось, Ильина? — деловито спросил он, усаживаясь
за свой стол. — Что ты вопишь на все «Останкино»?
— Вешнепольский вернулся, Михаландреич!! — проорала Лада ему
в лицо, не попадая руками в рукава наконец-то найденного пальто. — Он жив, и он
вернулся, Михаландреич!!
Она побежала к двери — все расступились, — вернулась,
поцеловала ошеломленного шеф-редактора в лысину и пропала.
В два часа ночи Филипп увез уже переставшую что-либо
соображать Александру домой. От счастья, водки, слез и позднего времени она как
бы потерялась немного, плохо представляла себе, где она и что вокруг
происходит.
В машине она бессвязно что-то бормотала, принималась петь и
лезла к Филиппу с поцелуями, мешая вести машину.
— Успокойся! — сказал он, возвращая ее на место. — Или
вместо дома мы окажемся в Институте Склифосовского.
Он очень тщательно выговорил эту фамилию — Склифосовский.
Александра захихикала и завалилась в другую сторону, на стекло.
— Сиди смирно! — прикрикнул Филипп, и тогда она начала петь.
Он засмеялся, не зная, что ему с ней делать, и немного
ревнуя к высокому большому человеку, из-за которого она пришла в такое
состояние. когда Филипп приехал, он сидел на диване, а три подруги,
расположившись вокруг него, преданно, не отрываясь, смотрели ему в лицо и
ревели. Одна начинала, другая подхватывала и завершала хоровое выступление
третья. Маша держала его за руку и не отпускала, даже когда он пробовал
вытащить руку, чтобы налить им водки.
Знакомясь с Филиппом, он улыбнулся летящей короткой улыбкой,
совершенно преобразившей его сожженное загаром очень усталое лицо. Он будто
извинялся перед чужим человеком за близких ему людей, устроивших такой кошачий
концерт, и Филипп почувствовал ревность, зависть и еще что-то неопределимое.
Стоило просидеть полгода в какой-то дыре, чтобы тебя
встретили так, как встретили его эти девчонки…
— Вы Сашкин муж, да? — спросил этот человек. — Я
Вешнепольский. Иван.
Филиппу тоже налили водки, и он покорно выпил, удивляясь
тому, что этот человек так откровенно любим и нужен всем трем «дамам», которых
Филипп привык считать своими.
Он ничего не понял из их бессвязных рассказов о том, как
Александра встретила Ивана на улице, как они шли потом до Машиного дома, как
колотили в дверь и как Машка — дура! — упала в обморок.
Филипп видел, что Ивану до смерти хочется остаться вдвоем со
своей Машей, но он держался, принимая их истерическую радость и еще не веря,
что жив и здоров и-с ними! Благодарный им за столь буйный прием, он молча
улыбался и тискал Машину руку, иногда прикрывая глаза, как будто от боли…
Иван проводил их до машины, именно он. Маша, повисшая на его
руке, в счет не шла. Она ничего не видела и не понимала, кроме того, что
держится за эту большую, загорелую, любимую руку…
— Мне бы с вами поговорить, — обратился Иван к Филиппу,
прощаясь. Уже погруженная в машину, Александра стучала в стекло и неистово
махала рукой, как будто уезжала в Антарктиду. — Я отосплюсь, немного
сориентируюсь в ситуации и позвоню.
— Пожалуйста, — с удивлением сказал Филипп.
