«Что он может обо мне знать? — мелькнула у него мысль. —
Сегодня мы видели друг друга первый раз в жизни».
— Вы… поосторожнее, — посоветовал Иван, обнимая Машу за
плечи. — Черт знает, что здесь творится. Я завтра же позвоню. А Сашка пусть
дома посидит.
— Вам что-то известно? — спросил Филипп довольно холодно.
— Сегодня днем я вытащил ее из-под машины, — сказал Иван. —
Вылетела, как из-под земли, и пропала. Ни номеров, ничего… Не думаю, что это
случайность.
У Филиппа екнуло сердце, по позвоночнику прошел холодок.
— Да, — согласился он, — это не случайность. Вот что, Иван…
Вы завтра, когда… выспитесь, позвоните мне на мобильный. Договоримся о встрече.
— Мне бы нужно кое-что выяснить, — морщась, проговорил Иван.
— Нет, — твердо сказал Филипп, — не нужно. Сначала
поговорите со мной.
Тон у него странным образом изменился. Теперь он говорил
так, что Иван Вешнепольский, журналист и солдат, обожженный боями и пленом, не
стал ему возражать.
— Доедет? — спросил Филипп, кивая на Ладу, заводившую мотор
«Хонды» на другой стороне.
— Доедет, — улыбнулся Иван. — Она часто ездит не приходя в
сознание.
И они расстались до завтра.
Александра на соседнем сиденье перестала петь и сообщила
Филиппу, что сегодня вернулся Иван Вешнепольский.
— Я знаю, — сказал Филипп. — Ты мне лучше ответь, как я тебя
на пятый этаж потащу? Лифт-то опять не работает…
Из всех отмечавших в Потаповском переулке возвращение Ивана
Вешнепольского Лада Ильина оказалась самой трезвой.
После разговора с Викой алкоголь ее не брал, да она и не
слишком старалась напиться. Она была счастлива, что вернулся Иван, счастлива,
что счастлива Маша. Полвечера она проревела над их внезапным сказочным
воссоединением, а полвечера — над своей загубленной жизнью.
Было и еще кое-что.
Иван произвел на нее удручающее впечатление. Она знала его
меньше всех, может быть, поэтому сразу увидела, как чудовищно, непоправимо он
изменился. Ни Санька, ни Маня в счастливом угаре встречи не обратили на это
внимания, а Лада не могла отделаться от мысли, что это совсем не тот человек,
который в сентябре водил Александру в бар обедать.
Он очень похудел, как-то усох и съежился, а был громадный,
широкий, необъятные плечи, руки-лопаты. Он носил свитера, не признавая
официальный пиджачно-галстучный стиль, и, когда засучивал рукава, больше
походил на кузнеца, чем на журналиста. Ему совершенно не шла его легкомысленная
светлая машина, и, как подозревали редакционные барышни, поголовно в него
влюбленные, именно поэтому он купил массивную и широкую «Тойоту».
Лада смотрела на него, и у нее от жалости прерывалось
дыхание. Ребенок, которого хочется утешить… А еще несколько месяцев назад
трудно было даже представить, что Иван Вешнепольский способен вызывать жалость.
Едва ли он сможет теперь работать, подумала Лада.
Безжалостная и беспристрастная камера сразу покажет то, что увидела Лада, —
безмерную усталость, пустые глаза, вялые, раздавленные, что ли, эмоции, которые
раньше били через край, так что-их приходилось сдерживать… И не будет Ивану
Вешнепольскому ни снисхождения, ни пощады, и останется ему одна только смертная
мука — не справился, не выстоял, не удержал себя на этой стороне, шагнул туда,
откуда уже не вернуться обратно, в нормальную жизнь…
Лада кое-как приткнула «Хонду» к сугробу — все остальные
места были уже давно заняты — и поплелась к подъезду. Предстояла обычная
ежевечерняя эпопея поиска ключей. Происходила она обычно у подъездной двери,
под лампочкой. Ругаясь и чуть не плача, Лада рылась в сумке, вытаскивала из нее
что угодно, но только не ключи, злилась, совала все обратно… Иногда, придя в
неистовство, вываливала все содержимое на близстоящую лавочку и копалась в нем,
как собака в отбросах, так же по-собачьи рыча от злости.
Сейчас на лавочке, сгорбившись, сидел какой-то алкаш, и
долго трясти перед его носом раззявленной сумкой не было никакого резона. Сразу
вспомнились все пережитые страхи и ужасы, и Лада решила позвонить дежурной
бабульке Раисе Никитичне, чтобы она открыла. А ключи от квартиры можно и внутри
поискать. Там, по крайней мере, светло, и железная дверь защищает от мира.
Отгоняя страшные мысли, Лада быстро пробежала оставшееся до
подъезда расстояние, опасаясь, что алкаш увидит ее и непременно привяжется.
Добежав до двери, она нажала кнопку. Домофон переливчато и очень громко запел,
и краем глаза Лада заметила, что алкаш встрепенулся и медленно поднялся с
лавочки.
А Раиса Никитична, должно быть, видела седьмой сон.
Намеренно не глядя в сторону алкаша, она нащупала в сумке
никогда не использовавшийся газовый баллончик — «психологическое оружие», как
говаривал ее отец, и в это время алкаш хриплым замученным голосом проговорил:
— Лада…
Она стремительно обернулась, держа баллончик наготове.
— Это я, — сказал алкаш и откашлялся, как провинциальный
трагик на премьере. — Не надо меня поливать из этой штуки…
— Господи боже ты мой, — пробормотала Лада, рассматривая
алкаша во все глаза. — Тебя выгнали не только с работы, но и из дома? И теперь
ты ночуешь на вокзалах и в люках теплотрассы? Полное и окончательное падение?
Деградация личности?
Он неожиданно засмеялся громким хриплым смехом.
— Я забыл, какая ты, — сказал он, так же неожиданно перестав
смеяться. — Ты меня разлюбила за то, что я тогда… устроил? На Канарах?
Лада взяла его за шелковый пятисотдолларовый шарф и втащила
на крыльцо, под свет.
— Где твоя машина, убогий? — дрогнувшим голосом спросила
она. — Почему ты сидишь на лавочке, как последний бомж? Зачем ты приехал?
Порасспросить меня, как я провела время на Канарах?
— Моя машина вон там. — Он ткнул рукой куда-то в сторону. —
Я вылез из нее, когда начал засыпать. Я думал, что усну и пропущу тебя. Если
ты, конечно, вернулась бы до утра…
— Конечно, — согласилась Лада. Он не имел никакого права на
ревность или недовольство, и оба они это знали.
В скудном свете лампочки Лада заметила, что у него было
серьезное и грустное лицо, глаза в густых тенях, и дневная щетина уже не делала
его похожим на капитана пиратского брига.
— Ну что? — спросила она, не зная, что делать дальше:
пригласить его к себе? отправить домой? покурить с ним на лавочке, как в
десятом классе? — Плохо все?
Он посмотрел на нее сверху вниз.
