Он ее так любил, что даже не знал, как ей сказать об этом.
Его отставка все упростила. Не замутненные никакой внешней
шелухой чувства теперь окончательно определились. Он не сразу это понял, а
когда понял. Лады Ильиной уже не было рядом.
«Ладно, как-нибудь обойдется», — решил он и, наплевав на
многолетний дипломатический опыт, бросился вперед. В конце концов, хуже не
будет. Куда уж хуже…
— Я развелся с женой, — сообщил он. — Потому и не приезжал
так долго. Разводился.
— Зачем? — спросила Лада. — Что за героические подвиги?
— Лад, — сказал он, впервые проявляя признаки нетерпения, —
я люблю тебя. Ты это отлично знаешь. Я хочу жениться на тебе, родить ребенка и
повезти его в Диснейленд. Или еще куда-нибудь.
Василий Михайлов и впрямь был помешан на детях. Его жена,
супербизнес-леди, вообще не понимала такого слова — ребенок. И Васятка возился
с племянником и племянницей, тратил на них время, деньги, силы, помнил их дни
рождения, склонности, характеры, в выходные возил в парки и бассейны, на
каникулы забирал к себе на дачу, несмотря на отчаяние и ужас дорогой супруги.
Супруга, кстати, на это время обычно съезжала в отель. Ладу это страшно забавляло.
— Как же она тебя отпустила? — спросила Лада. Зажигалка
щелкала, летели искры, но пламени не было. Васятка достал из кармана свою и дал
ей закурить.
— Зачем я ей теперь нужен? Теперь я — никто. — Он беспечно
махнул рукой. — Мне сорок лет, у меня ничего нет, кроме квартиры и машины. Даже
перспектив никаких. Дачу забрали. Денег в банке — кот наплакал. Назначат скорее
всего в Африку или, если кто-нибудь поспособствует, в Болгарию какую-нибудь.
— Ты знаешь, — сказала Лада, — кажется, я тоже нынче
безработная.
— Неужели? — весело удивился он. — Что так?
— Выгнали, — сказала Лада и, потянувшись, поцеловала его в
твердые, холодные на морозе губы. — Пошли домой. Из своей квартиры, как я
догадываюсь, ты должен выехать и благородно оставить ее супруге?
— Точно, — сказал он, вглядываясь в нее и стараясь
убедиться, правильно ли он все понимает. — Ты пустишь меня в свою?
— Так и быть, — сказала она. — Сначала — так сначала. Только
с ребенком придется подождать, сначала кто-нибудь из нас должен пойти на
работу. Хотя я знаю твой психоз на этот счет, Михайлов…
Все встало на свои места и наконец-то заняло правильное
положение.
Работа? Сделал же он карьеру один раз, сделает ее еще
трижды, подумаешь! Теперь все будет в десять раз легче, он знал это точно.
— Ужас, — сказал он, и у него затряслись губы. — Как я
замерз…
— Алекс, — терпеливо просил Филипп, — расскажи мне про ту
машину, которая вчера тебя чуть не сбила.
У Александры болела голова. Ее казалось, что, если резко ее
повернуть, она не удержится на шее и покатится прямо под диван. «Вот было бы
хорошо», подумала она. «У тебя похмелье, — объяснил ей Филипп. — Чем ты вчера
запивала свою водку?» Если бы она помнила! Она и про машину-то ничего не
помнила. Только про одного Вешнепольского.
— Не знаю, — вяло ответила она. — Я переходила Маросейку,
когда какой-то мужик закричал «берегись!» или «назад!» или что-то в этом роде…
Я ничего не поняла. А потом я увидела, что это Ванька… А почему ты спрашиваешь?
— Потому что машина ехала прямо на тебя, — сказал Филипп,
решив быть с ней откровенным. — Так мне, по крайней мере, сказал твой
Вешнепольский. — Трудную фамилию он преодолел с блеском. — А он не похож на
фантазера.
— Ванька? — неожиданно удивилась Александра. — Нет, не
похож.
Она полежала с закрытыми глазами и потом спросила:
— Почему ты дома?
— Я не хочу оставлять тебя одну, — пояснил Филипп. — Мне не
нравится то, чего я не понимаю. А сейчас я не понимаю, кому и зачем нужно
сбивать тебя машиной.
Если бы не головная боль, тошнота и жизнерадостная дрожащая
зелень в глазах, Александра, наверное, испугалась бы и что-нибудь выдумала —
чтобы он успокоился и отстал от нее. Но сейчас ей было не до этого.
— Филипп, ты ничего не знаешь, — с трудом ворочая языком,
сказала она. — Мы с девчонками попали в переплет. Но теперь вернулся Ваня, и
он, наверное, что-нибудь придумает… Ну, как нам выбраться…
— Наверное, — довольно злобно проговорил Филипп.
Опять Ваня! Конечно, Ваня придумает! Филиппу надоели
собственные игры в благородство и незаинтересованность.
— Твоего Ваню нужно спрятать куда-нибудь, и желательно
подальше, — отрезал он. — А еще лучше, если бы никто не знал, что он в Москве.
— Филипп, ты ничего не понимаешь, — страдальчески морщась,
сказала Александра. — Не лезь ты в эти дела, ради бога. Иностранцу в них делать
нечего. Русским-то не под силу разобраться.
Ну вот, пожалуйста! Он не в силах разобраться в сложных
русских делах, его жена не может доверить ему свою страшную тайну. Пресвятая
Дева, вот надоело-то! «Достало», так, кажется, говорят по-русски? Он не может
позволить себе тратить время на урегулирование конфликтов, не имеющих к нему
отношения, но все зашло слишком далеко.
— Я договорился с твоим Иваном, что как только он придет в
себя, то сразу со мной свяжется, — мрачно сказал Филипп. — Мы с ним поговорим и
завтра же улетим в Париж.
— Что? — переспросила Александра, разлепляя глаза. — Зачем
ты его вызвал, Филипп?
На предполагаемый отъезд в Париж она не обратила никакого
внимания.
— Затем, что я должен с ним поговорить, — отрезал Филипп. —
Мне надоели эти ваши… танцы и игры в шпионов. Я хочу знать, что происходит и
что я должен — и могу — делать дальше.
— Уезжай! — выговорила она. — Уезжай. Только не лезь в это
дело, прошу тебя.
Внезапно слезы подступили к глазам и хлынули градом. Они
скатывались по щекам и противно текли по шее, за воротник. Александра села —
слезы мешали ей видеть.
— Уезжай сейчас же! — Она вытирала их кулаком и торопливо
бормотала: — Я не хочу… Я не стану ничего объяснять… Я не желаю никакой…
помощи, пропади ты пропадом. Машина просто проезжала мимо.
— И та пуля просто пролетала мимо твоего рюкзака, — закончил
Филипп. — Все ясно. И те бандиты с ножами просто проходили мимо твоей подруги.
Про нападение на нее саму он не стал говорить. Какой смысл?
Она все равно ему не поверит.
Утром он позвонил, чтобы выяснить про вчерашнюю машину.
Никто ничего не знал. Значит, машина эта, понял Филипп, вписывается в общую
картину с простреленным рюкзаком и изрезанным пальто. А следовательно, с
нападением на лестнице это никак не связано.
