— Андрюш, ну поговори со мной! — не отставала она. — Не
хочешь меня слушать, расскажи, как у тебя с программой. Ладка сегодня
спрашивала, уйду я к тебе или останусь в «Новостях», а я даже не знала, что ей
ответить. Как ты думаешь, уйду я или останусь?
Раздражаясь еще больше, Андрей налил себе воды из стеклянной
бутылки. С некоторых пор он употреблял воду исключительно в стеклянных
бутылках, пластиковые презирал, как умеют презирать только те, кто еще вчера
даже не подозревал о том, что вода бывает не только в водопроводном кране.
— Не знаю, уйдешь ты или останешься, — сказал он. — Сейчас
обсуждать это — просто глупо. Программы пока нет, штат не утвержден, и так
далее, и так далее…
— Но он вот-вот будет утвержден. Садись, Андрюш, все готово…
Александра ловко постелила на крохотный столик чистую
салфетку, как всегда делала ее бабушка, даже когда просто собиралась выпить
чаю, поставила тяжелые фарфоровые тарелки, положила приборы. Ухаживать за
Андреем доставляло ей удовольствие.
— Вика сегодня была в своем репертуаре — к эфиру чуть не
опоздала, с гримершей целый скандал вышел, Вася крокодиловыми слезами плакал,
потому что ей не понравились тексты, которые он написал. Писала бы сама,
ей-богу. Швыряла стаканы, бесилась, орала. Стыд ужасный…
— Саш, она самая популярная ведущая, — щурясь от
раздражения, сказал Андрей. — Вы даже не понимаете, что это значит! Вам бы
потакать всем ее капризам, каждое слово ловить, каждое требование выполнять, а
вы все языки чешете, какая она, плохая или хорошая. На ней вся программа
держится…
— Программа держится на Васе Куренном и Михаландреиче, —
возразила Александра, поняв наконец, что он злится. — И все об этом знают. Вику
Терехину посадили в эфир потому, что у нее папа сам знаешь кто, только и всего.
Викиной заслуги в этом нет.
— Да какое это имеет значение! — Андрей швырнул вилку. Есть
ему не хотелось. Полдня он провел в баре, обсуждая с разными начальниками свою
будущую программу, и теперь как раз подвернулся удобный повод отказаться от
ужина и оставить жену виноватой. — Она там, где она есть. Никто из вас не ведет
самые престижные вечерние «Новости» на самом престижном канале, и, значит, она
лучше вас. Папа или мама, но у Вики есть то, чего нет у вас и никогда не будет,
потому что вы в большинстве своем жалкие, серые мыши, и больше никто. Так что
вопрос исчерпан, дорогая моя. Ясно?
— Ничего мне не ясно, — сказала Александра. В последнее
время он часто раздражался, но никогда не говорил таких глупостей.
Для того, чтобы пробиться в первые ряды на телевидении, мало
одного таланта или неземной красоты. Должна быть поддержка. Должны быть «свои».
Неважно кто — муж, любовник, отец, но кто-то обязательно должен подпирать
сзади, прикрывать тыл, двигать вперед. Талант мог блеснуть, ослепить на
мгновение и навсегда исчезнуть. «Долгоиграющие» звезды оставались на небосклоне
потому, что, так или иначе, их постоянно кто-то поддерживал, невидимый и
всесильный. Андрею это должно быть известно лучше всех. Свои едва наметившиеся
связи он выгрызал зубами, охранял бдительно и ревностно, защищал, взращивал,
холил, подкармливал и удобрял…
— Что это ты так разошелся? — спросила Александра, глядя в
красивое, жесткое лицо. — Или у тебя с программой проблемы? Рассказал бы, что
ли…
— Нет у меня никаких проблем, — холодно ответил Андрей.
У него была только одна проблема, но Александре о ней знать
не полагалось.
Андрей смотрел, как она убирает со стола: вид у нее был
унылый, старые джинсы висели на попе складками.
— Неряха, — пробормотал он и вышел из кухни.
Он считал себя порядочным и справедливым человеком, а ни
один порядочный и справедливый человек не мог долго находиться в таком
положении, в каком оказался Андрей Победоносцев.
Осень накрыла Москву с головой. Целыми днями моросил скучный
дождь. В метро вода со сложенных зонтов капала в ботинки и сумки. Все время
хотелось спать, и было очень холодно — «отопительный сезон», как всегда, не
успевал за погодой.
Было много нудной работы. Осень — время политических
перегруппировок, склок и скандалов, о которых надлежало детально информировать
население, слишком расслабившееся за лето на дачных участках.
Александра подозревала, что, если бы население вовсе перестало
получать информацию, жизнь стала бы гораздо спокойнее.
— Сань, ты чего такая хмурая? — окликнул ее в баре Дима
Тимофеев, то ли прилетевший, то ли на днях улетающий в Багдад.
Александра подвинулась, давая ему место рядом с собой. Он
подсел, пристроил на краешек неубранного стола чашку кофе и достал «Житан».
Почему-то в этом сезоне все корреспонденты и редакторы курили исключительно
«Житан».
— Я не хмурая. Я устала и спать хочу, а у меня сегодня
монтаж только в ночь…
— Замолвила бы словечко перед Победоносцевым, пусть бы он
меня в свою программу взял. Спецкором в Женеве, а? Багдад надоел хуже горькой
редьки.
— А в Астрахань спецкором не хочешь? — подколола Александра.
— Багдад ему надоел! Видали мы таких, которым Багдад надоел…
Они посмеялись немножко, как очень хорошо знающие и любящие
друг друга люди.
— Ты сама-то к нему в программу собираешься переходить или
как? — спросил Дима, отхлебывая кофе.
— Или как, — буркнула Александра. — Не знаю я ничего. Может,
он еще меня и не возьмет. Зачем ему жена под боком?
— Оно конечно, — согласился Дима. — Только под Викой
работать тоже радости никакой, я же знаю… Я каждый день господу молитву возношу
за то, что меня тогда Доренко взял.
— Ну а меня некому взять, кроме Андрея, — сказала Александра
и прикурила Димин «Житан». Он оказался сухим и крепким, как махорка, которую
она однажды попробовала на съемках в каком-то дальневосточном порту. — А потому
будем ждать, что он решит. И спешить особенно некуда, он только с первого
января запускается.
Дима отхлебнул кофе и задумчиво посмотрел на Александру,
размышляя, дошли до нее редакционные слухи или еще нет. И если нет, имеет ли
смысл сообщать ей о них. Он не был сплетником, но незатейливое журналистское
любопытство все же напоминало о себе. Будь это не Сашка, а кто-то другой, он бы
все-таки задал наводящий вопросик. Но ее он слишком хорошо знал и любил, чтобы
приставать с расспросами.
— Когда бабы-Клавина годовщина? — спросил он, внезапно
вспомнив, какое сегодня число. — Завтра или послезавтра?
— Завтра, — ответила Александра. — Ты хочешь прийти?
— Я улетаю, Саш, — сказал Дима. — А то бы пришел…
