— Да-да, — растерянно сказала Александра. — Мы ждем вас.
— Отлично, — ровно сказал Сергей Говоров. — До встречи.
Александра бросилась в ванную и вытолкала из нее Филиппа, который
зачем-то вздумал бриться, потом кинулась в туалет, проверила, выключен ли утюг
и чайник, хотя это уже сто раз было проверено, на ходу, пролетая мимо
изумленного всплеском ее активности Филиппа, она побрызгалась духами, схватила
элегантный рюкзачок и замерла около двери.
Филипп что-то восхищенно пробормотал по-французски. Когда
позвонили в дверь, на часах было ровно пять.
— Здравствуйте, — сказал, шагнув в коридор, громадный мужик.
— Это я Сергей Говоров. Не узнаете меня?
Это был один из тех громил, что насмерть перепугали ее в
санатории. Помнится, он тогда сидел под дверью их гостиной, а на соседнем
кресле скромно, но красноречиво покоился автомат.
— Мы с вами в тот раз не познакомились, — сказал громила
чуть смущенно, глядя на Александру.
— Ничего, — стараясь быть вежливой, пролепетала Александра,
— зато сейчас познакомились… Хотите кофе?
— Мы будем пить кофе в Шереметьеве, — сказал Филипп из-за
двери. Все-то всегда слышал ее муж!
— Да, — согласился громила озабоченно. — Сейчас лучше
поедем. Пробки всякие, и мало ли что…
Вдвоем с Филиппом они обошли квартиру, вдруг показавшуюся
Александре совсем чужой, и он подхватил ее тяжеленный чемодан, как будто он был
из бумаги. Громила взялся за второй.
Они вышли на лестницу, и Александра повернула ключ, запирая
на замок всю свою прошлую жизнь.
Невзгоды бедного детства, болезни, обиды, тяжелая
безрадостная учеба, работа по ночам, вечное и беспросветное безденежье,
бабы-Клавина смерть за швейной машинкой, предательство Андрея, тяжелые ночные
раздумья, когда кажется, что невозможно дождаться утра, и стыд, стыд за себя,
доверившуюся, ничего не замечавшую, — все осталось там, за коричневой
дерматиновой дверью, за низким порожком, который она осторожно перешагнула, не
слишком уверенно держась в новых лакированных ботинках.
Странно улыбаясь, она стала спускаться по лестнице, и
гуськом, громила первый, Филипп последний, они вышли из погребальной сырости
подъезда в промозглые мартовские московские сумерки прямо к ожидавшему их черному
джипу.
— Старый знакомый, — сказала джипу Александра.
— Что? — спросил сзади Филипп.
— Ничего, — ответила она, отчаянно пытаясь не заплакать. —
Все хорошо.
Внутри джип был обжитым и уютным — с газетами и бутылкой
минеральной воды на сиденье, с открытой пачкой сигарет на щитке, со смешным
медвежонком на зеркале и стойким запахом кожи и одеколона.
Филипп покидал в багажник вещи и открыл Александре заднюю
дверь.
— Садись! — пригласил он вежливо. Она заплакала, когда джип
стал выбираться со двора, где прошла ее жизнь, но быстро справилась с собой и
больше уже не плакала.
Даже когда «Боинг» как будто чуть осел на задние колеса и
стал стремительно набирать скорость, а потом оторвался от земли, поднимаясь все
выше и выше и радуясь собственной сумасшедшей свободе.
Аэропорт имени Шарля де Голля, где через три часа
приземлился их самолет, оказался совсем непохожим на Шереметьево. Других
международных аэропортов Александра не видела и потому судить о них не могла.
Шарль де Голль был громадной и суматошней. Похоже было, что
здесь внезапно пересеклись все человеческие дороги. Обилие самолетов, людей,
разноязычная речь, сверкание витрин и чистых стекол, одетые прозрачными
панцирями ленты эскалаторов, бесконечные объявления по меньшей мере на трех
языках и неизменное «аттенсион силь ву пле», повторяющееся каждую минуту,
заставили Александру притихнуть и взять Филиппа за руку. Почему-то он тоже
нервничал, и она никак не могла понять, в чем дело. В конце концов, он-то
вернулся домой…
Их очень быстро пропустили через границу, даже не
досматривая. Таможенник как-то не по-русски отдал честь, и сразу за терминалом
к ним бросился какой-то мужчина в дорогом темном костюме и что-то быстро и
непонятно застрекотал. Филипп, улыбаясь, слушал.
— Он говорит, что очень счастлив, что ты в Париже, и
надеется, что город и Франция тебе понравятся, — перевел Филипп. — Пошли,
Алекс. Времени довольно много, а нам еще ехать.
— А… вещи? — осторожно спросила бдительная Александра,
наученная еще бабушкой никогда не оставлять вещи без внимания.
— Вещи принесут в машину, — сказал Филипп, странно морщась.
— А кто это? — спросила она тихонько, кивая на спину шедшего
впереди мужчины.
— А… это Ламон, — ответил Филипп. — Ты не хочешь есть?
В самолете она съела все до крошечки, и ей было так вкусно,
что она даже утащила у Филиппа из тарелки кусок какого-то нежного мяса в
сложном соусе. Всю дорогу он пытался ее напоить, но пить ей не хотелось, тем
более красотка-стюардесса слишком явно удивилась, когда она попросила джин с
тоником.
— Что это с ней? — спросила Александра у Филиппа.
— Ничего, — пожал плечами Филипп. — Просто она не понимает,
как можно пить джин с тоником, если ты не английский морской пехотинец и если
можно пить шампанское.
Подумав, Александра решила джин с тоником больше не
заказывать, а шампанское она не очень любила.
Они пробирались сквозь толпу к какому-то боковому выходу.
Александра смотрела по сторонам, и все очень ей нравилось. Она все время
забывала о том, что она не обыкновенная туристка, приехавшая на недельку
развеяться в веселый Париж.
— Есть? — переспросила она. — Пожалуй, хочу. От волнения,
наверное.
Филипп что-то быстро спросил у их провожатого, и тот ответил
с некоторым даже почтением.
Интересно, кто он такой, этот Ламон? Может, полицейский?
— Ужинать будем дома, — сказал Филипп. — Там все
приготовлено. Дотерпишь до дома? Это еще часа полтора.
— Дотерплю, — сказала Александра. — Господи, какая красота,
Филипп! Как здорово, что мы сюда прилетели. Ты мне покажешь потом Париж? Сад
Тюильри, «Комеди Франсез» и «Гранд-опера»?
— Ты забыла Лувр и Эйфелеву башню, — сказал Филипп. —
Покажу.
Двери бесшумно разъехались перед ними и они оказались на
улице, довольно далеко ог всех основных выходов, как поняла Александра.
Прямо перед ними дремал у тротуара длинный и низкий черный
лимузин. Сбоку у него было три двери вместо обычных двух, и Александре показалось
даже, что он бронированный. Возле него стоял шофер в форме. Как в кино.