— Спокойной ночи, мадам, — бодро откликнулся он, и через
минуту Александра и Филипп уже были дома.
Она сразу же пошла под душ, а Филипп стал кому-то звонить —
в первом часу ночи!
Смывая с очень коротких волос шикарную укладку, Александра
думала об Андрее с Викой.
Все давно в прошлом, а вот поди ж ты, она перепугалась, как
школьница, вызванная на педсовет. Значит, прошлое все еще имеет над ней власть,
а она-то надеялась, что оно похоронено и забыто, что пять лет навсегда отделили
ее от унижений и неуверенности — составных частей той ее жизни. Но оказывается,
она все та же доверчивая, неловкая, слишком крупная девушка, затеявшая тягаться
с сильным, уверенным и ловким противником.
Ничего не помогло: ни Филипп, ни дети, ни блестящее
окружение.
Наверное, это у нее в крови — плебейская боязнь жизни,
неумение ни с чем справляться в одиночку, жить без опеки и поддержки
всесильного мужа.
После того ужасного года, когда Филипп спас ее, уже здесь,
во Франции, на ее долю выпало немало трудностей: ненависть двадцатилетнего
Алена, презрение свекрови, работа, которую она взяла штурмом, ни разу не
воспользовавшись протекцией Филиппа… Все она преодолела, не утратив
жизнерадостности и чувства юмора. Но, как только что выяснилось, гораздо
труднее оказалось не унизиться перед раздвоившейся тенью отца Гамлета — двумя
тенями, вылезшими из своих гробниц, куда она так старательно и долго их
заталкивала.
Александра вышла из ванной, задумчиво вытирая волосы, и
увидела Филиппа, который ел грушу.
Ей не хотелось посвящать его в свои проблемы. Да он просто
рассмеется ей в лицо и скажет, что это и не проблемы вовсе. И будет прав. Она
справится сама. Она отпустит своих призраков на свободу — если сумеет — и не
станет обременять его своими проблемами и внутренними противоречиями.
— Давай быстрей, — сказала она Филиппу и повесила ему на шею
мокрое полотенце. — Спать очень хочется.
Филипп все рассчитал правильно: Андрей Победоносцев и Вика
Терехина в сопровождении Майкла Олдриджа прибыли за полчаса до того, как его
жена должна была вернуться из аэропорта вместе с Аденом, его подружкой и
детьми.
Дворецкий распахнул дверь, пропуская троицу в кабинет,
полный книг и антикварной мебели, и Филипп неторопливо поднялся навстречу.
Вечно жизнерадостный Майкл с ходу пожал ему руку. Пока он
был всем доволен: Филипп Бовэ согласился на встречу, а это что-нибудь да
значило.
Вид у парочки был довольно подавленный. Филипп об этом
позаботился заранее.
Он специально назначил встречу у себя дома, а не в офисе,
где все было как в обычном процветающем учреждении. Богатство его квартиры
производило на честолюбивого завистливого человека удручающее впечатление,
заставляя в полной мере осознать собственную ничтожность, и Филипп об этом
знал.
Он посвятил в свои планы дворецкого и секретаря, поэтому
гостей довольно долго продержали в приемной, выясняя, кто они и есть ли у них
разрешение на вход. Потом их повели самой длинной дорогой, минуя личный лифт
семьи Бовэ, поднимавшийся прямо в апартаменты.
Подавление психики шло по нарастающей: колонны, фонтанчики,
кремовая мебель, молчаливый слуга в ливрее, похожий на всех европейских
монархов сразу, панорамный лифт в сдержанном сверкании огней и зеркал, вид на
залитые дождем Елисейские Поля внизу, золотистые ковры и стены в пентхаусе,
греческие вазы по обе стороны резной дубовой двери — простор, уют и почти
аскетическая простота, наводящая на мысль не просто о больших, а об
астрономически больших деньгах.
О деньгах, добытых не сию минуту кем-то оборотистым и
ловким, а наследуемых в течение пятнадцати поколений. О деньгах, заботливо
сбереженных и приумноженных, деньгах, которые были, есть и будут всегда. О
богатстве, которому глупо и невозможно завидовать, ведь мало кто в здравом уме
и твердой памяти завидует султану Брунея или английской королеве.
Такому богатству можно благоговейно внимать, им можно
восхищаться, перед его величием можно трепетать, чего Филипп и добивался,
затевая свое шоу.
В его кабинет — тонкое дизайнерское сочетание антиквариата и
модерна гости вошли уже в трепещущем состоянии.
Несмотря на то что они были неподдельными «новыми русскими»
со всеми необходимыми для признания их таковыми атрибутами — мобильный телефон,
пиджак от Кензо и часы от Картье, — все же в обстановке фамильной Филипповой
квартиры они чувствовали себя очень неловко.
Наверное, так чувствовал себя нищий, облаченный в одежды
принца, слишком чисто, слишком непривычно и того гляди дашь маху! Тогда схватят
за шиворот, выбросят из дворца…
Конечно, они его не узнали, эти нищие, переодевшиеся в
принцев. Столько лет прошло. В Москве он ходил в джинсах и свитерах, у него
была какая-то немыслимая машина, да и встречались они всего пару раз.
Бывший муж его жены был очень хорош собой, породист и
самоуверен. Немного рыхловат, но это все от «новорусского» образа жизни —
кабаки, девочки, поздние ужины, два сменных шофера и дела, дела… В бассейн не
выбраться. На корт тем более. А разве вы играете в теннис? Конечно! Сто
долларов в час, ракетка еще тысячу, тренер олимпийской сборной. Отдохнуть? Куда
там! Мировой бизнес рухнет, финансовые рынки встанут, банки обанкротятся — все
работает, пока шеф на месте. Вот улетел в Париж по делам, каждую минуту звонят,
консультируются, умоляют дать руководящие указания. Что делать, приходится
давать и консультировать, такова участь любого делового человека, а как же
иначе…
Всю эту примерную схему разговора Филипп знал наизусть.
Пожимая мягкую руку Андрея, Филипп яростно и горячо ненавидел
их обоих.
Надо остыть, приказал он себе. Это просто смешно.
Усаживаясь за длинный переговорный стол, он чувствовал себя
уже почти вменяемым и только удивлялся силе своих эмоций. Очевидно, все это
задевало его гораздо глубже, чем он думал.
Деловые люди, нервничая, заняли позиции слева и справа от
него, и несколько минут все говорили о погоде и политике — темы всегда
актуальные и одинаково бессмысленные.
Неслышно отворилась дубовая дверь, и Дени занял свое место
за маленьким столом у стены. Лэп-топ открыт, ручки и блокноты на месте, сам
Дени сосредоточенность и внимание. Подали кофе и минеральную воду.
До приезда Александры оставалось двадцать минут.
Впервые в жизни участвуя в им же срежиссированном спектакле,
Филипп не только не вникал в суть дела, но и вообще не слушал. Он заранее знал
все, что им скажет. Жалко усилий Майкла, не посвященного в его коварные планы,
но потом он что-нибудь ему подкинет.
