Те времена, когда ей больше всего на свете хотелось, чтобы
он перевел ее в «дамы сердца», давно прошли.
Правда. Нет, нет, совершенно точно — правда.
На сегодняшний момент «дамой сердца» была красавица Лида,
которую Марта видела всего один раз в жизни.
Приехала по своему обыкновению без предупреждения и у
подъезда увидела их — Данилова и красавицу. Данилов придерживал ей дверь, как
всегда придерживал Марте, а она была так сказочно, не правдоподобно,
удивительно хороша, что Марта совсем приуныла, прячась в своей чумазой «Ниве».
Они давно уехали, а она все сидела в машине, растравляя свои раны и вспоминая,
как она несла себя по мокрому асфальту, как поворачивала голову на длинной шее,
как поджидала, пока Данилов откроет ей дверь, как сверкали зубы и бриллиантовые
капельки в ушах, как летела на холодном ветру светлая ласковая шуба, как
легкомысленно и радостно цокали каблучки — как будто фильм шел про другую,
счастливую, беззаботную и красивую, жизнь.
Потом вдруг позвонил Данилов.
«Говорил я тебе, — спросил он очень близко, — чтобы ты мне
звонила, прежде чем приезжать? Говорил?»
«Говорил, — согласилась Марта, — но это даже хорошо, что я
не позвонила. Зато увидала, кто у нас муж».
«Муж?» — переспросил Данилов.
«Это из кино, балда, — сказала Марта сердито. — А где она? В
смысле, муж? Почему ты звонишь?»
«Я приеду часа через два. Один. Если хочешь, можешь
подняться».
«Премного вам благодарен, — Марта даже поклонилась, чуть не
стукнувшись лбом о переднюю панель своей машины, хотя Данилов никак не мог ее
видеть, — мы уж как-нибудь в другой раз. Вы уж извиняйте нас, дураков
деревенских».
Ревновать Данилова не было никакого смысла. Так всегда было
и так всегда будет, и она отлично жила с шестнадцати лет и никогда его не
ревновала.
Ну… почти никогда.
— Что ты молчишь? Я тебя чем-то обидел?
— Я все равно должна ехать домой, Данилов, — громко сказала
Марта, — так что не беспокойся. Все-таки сегодня суббота, и я маме обещала, что
вечером обязательно приеду.
— Передавай ей привет, — произнес Данилов задумчиво.
— И поцелуй, — подсказала Марта.
— И поцелуй, — согласился было Данилов. — Какой поцелуй?
— А дом большой? — торопливо спросила Марта. — Тот, который
ты строишь?
— Я его не строю. Я его спроектировал.
— Он большой?
— Нет. Не очень. Средний.
— Немножко больше Зимнего дворца, но зато немножко меньше
собора Святого Петра в Риме?
Данилов ничего не ответил, но рука в черной перчатке
решительно взяла Марту за подбородок и повернула ее лицом к нему.
— Ты сердишься на меня?
Марта мотнула головой и оттолкнула руку.
— Данилов, смотри, куда едешь, и не приставай ко мне. Все
беременные женщины подвержены частым сменам настроения. Ясно тебе?
— Ясно. Я все время забываю об этом, — добавил он совершенно
серьезно, — о том, что ты… о твоей беременности.
— Ай-яй-яй, — пробормотала Марта, — как можно?..
Они уже выбирались из Москвы, машины пошли пореже, снег
лепил в стекла, «дворники» мерно постукивали, приемник взахлеб пел про то, «как
в сказке придет Новый год, миллионы огней на елках зажжет…».
— Данилов, как ты будешь встречать Новый год?
— Я еще точно не знаю. Лида хотела куда-то в Юго-Восточную
Азию, но пока мы ничего толком не решили. А ты?
— Я скорее всего останусь где-нибудь в Кратове, хотя пока
толк??м еще…
— А Петя? — неожиданно перебил ее Данилов.
— Петя? — удивилась Марта. — Петя, наверное, поедет в город
Гомель к мамочке. А при чем тут он?
— Марта, я не понимаю. У тебя же будет ребенок.
— Будет, — согласилась Марта.
— А… свадьба? Будет?
— Ты вчера у меня уже спрашивал, Данилов. Может, и будет.
Даже скорее всего. Петя — человек решительный.
— А почему тогда он на Новый год поедет… в Гомель?
— Я не знаю, — сказала Марта, — вполне возможно, что он
поедет не в Гомель, а в Мелитополь, к примеру. А что? Ты хочешь поехать с ним?
— Ужас какой-то, — серьезно заявил Данилов, — сегодня с
тобой невозможно разговаривать.
— Со мной всегда трудно разговаривать. Я вся такая…
внезапная, Данилов. — Ей не хотелось больше говорить о Пете. — Смотри, что это
там такое? — С преувеличенным любопытством она привстала на сиденье и
вытянулась в сторону, почти перегнувшись через Данилова и оказавшись вдруг
очень близко к нему.
Данилов глянул влево, но ничего особенного там не увидел,
зато неожиданно обнаружил, что от нее пахнет чем-то свежим и легким, похожим на
Симфонию соль-минор Моцарта. Иногда по старой памяти в голове у Данилова
сначала появлялась музыка, а уже потом — человеческие мысли. Эту музыку в своей
голове Данилов ненавидел. Она мешала ему стать таким, как все. Нормальным.
— Что это такое?
— Что?
— Ну вон! Шатер в чистом поле, а к нему очередь. Ты что? Не
видишь? Ты же здесь каждый день ездишь!..
Данилов наконец понял, о чем речь.
— Это не шатер в чистом поле, — сказал он, — это пирамида.
Она гармонизирует пространство.
— Что? — с изумлением переспросила Марта и плюхнулась
обратно на сиденье. — Что она делает?
— Гармонизирует пространство, — объяснил Данилов очень
серьезно, — ее пропорции таковы, что вся космическая — или тантрическая, я
точно не запомнил — энергия концентрируется у нее внутри, а снаружи достигается
полная и стабильная гармония. Кабачки растут, вирусы гибнут, вода в мороз не
замерзает, ножи сами затачиваются. На обратной дороге можем подъехать и
зарядиться. Хочешь?
— Немного тантрической энергии мне бы не помешало, — сказала
Марта, оглядываясь на диковинное сооружение посреди белого поля и вереницу
припаркованных на обочине машин. — А ты уже заряжался?
Данилов только посмотрел на нее и ничего не ответил.
— Прелесть какая! — Марта снова оглянулась. Сооружение все
еще виднелось сзади. — А откуда ты знаешь про энергию и про гармонизацию
пространства?
