Он долго не мог взять в толк, что такое «растекаться мысью
по древу».
Что за «мысь»? Почему по древу?
Эту «мысь» очень любил поминать тесть Дмитрий Степанович.
Чаще всего поминал, когда смотрел Евгения Киселева, занимавшего своей респектабельностью
весь телевизионный экран.
«„Слово о полку Игореве“ проходят в третьем классе
церковноприходской школы, мой милый. Вы в какой-нибудь школе случайно не
учились?»
Вспомнив про бабушку и про ее надвигающиеся девяносто лет,
Тимофей внезапно пришел в хорошее настроение, и ему стало наплевать на
незнаменитого сына знаменитого писателя.
Что бы такое ей подарить?
Шубу? Бриллианты? Картину?
Шубу дарить неинтересно. Бриллианты у нее есть. В картинах
он ничего не понимает.
«Подарю компьютер, — решил Тимофей неожиданно. — Компьютер и
Интернет-карту». Она до смерти любит всякие сплетни, особенно про политику и
знаменитостей. Теперь этих сплетен у нее будет навалом, а он сможет сколь
угодно язвить, пока она научится пользоваться его подарком.
Ну и отлично.
Тимофей открыл дверь «Лендровера». Охрана метнулась по
местам, побросав бычки, водители пришли в готовность номер один, а Катерина все
рассматривала тонированные стекла дома.
— Катька!
— Как же сильно нужно ненавидеть человека, — сказала она
задумчиво, — чтобы просто так пойти и разгромить всю его работу!
— Это не только его работа, — буркнул Тимофей, подталкивая
ее в салон, — это еще и мой дом. Леш, кто там остался?
— Остался Дима, Тимофей Ильич.
— Пусть вечером доложит. И узнайте, что там в больнице!
Дверь за ним захлопнулась как будто сама собой, Леша вскочил
на переднее сиденье. «Лендровер», развернутый тупым рылом к воротам, мягко
тронулся и стал выбираться на дорогу.
— Мне все это очень не нравится, Тим, — сказала Катерина
после некоторого молчания, — правда не нравится. Ты… видел надпись на стене? На
той, где раньше был гобелен?
Он ничего не ответил, и, помедлив, Катерина оглянулась.
Тимофей Ильич смотрел в окно, за которым летел снег и бешено
мчались назад темные подмосковные елки.
Марта осторожно пробралась по разгромленной гостиной к выходу
и за толстым дверным стеклом увидела Тимофея Кольцова и его жену. Они
разговаривали вдвоем, охрана отошла от них, и как она потерлась носом о его
ладонь, Марта видела, и как он притянул ее к себе за отвороты щегольской
шубенки, и как она оглядывалась на дом, то ли тревожно, то ли печально, а он
вроде бы утешал ее, — Марта разглядела все, стоя за темным бронированным
стеклом.
Ей стало так грустно, что она опять чуть не заревела, как
вчера на кухне у Данилова.
«Бедная я, бедная. Нет у меня ладони, в которую можно
ткнуться носом, если пришла беда. Никто не притянет меня к себе за отвороты
шубы, чтобы утешить.
Данилов не в счет.
Я сильная, я сама по себе, я принимаю решения не только за
себя, но и за маму с тех пор, как не стало отца, и еще у меня будет ребенок, и
за него мне тоже придется отвечать и принимать решения. Мне одной».
Вовсе не об этом следовало думать, стоя за толстым дверным
стеклом, еще не отмытым от какой-то строительной дряни. Нужно было думать о
том, что произошло в этом сказочном доме и почему Данилов решил, что имеет к
погрому какое-то отношение, да еще так легкомысленно убедил в этом монстра и
динозавра Тимофея Кольцова!
— Зря ты не уехала, — сказал за ее спиной Данилов, — я
сейчас не могу тобой заниматься. Совсем.
— Мной не нужно заниматься. — Марта подышала на толстое
стекло и старательно протерла рукавом запотевшее место. — Ты бы лучше собой
занялся. Зачем ты им сказал, что это твои проблемы? Разве это твои проблемы,
Данилов?!
— Когда громят мой дом, это только мои проблемы.
— Дом не твой, а Тимофея Ильича Кольцова.
— Если бы у Тимофея Ильича были проблемы, его бы не
пригласили на экономический форум в Давос. Впрочем, я не уверен, что даже это
для него проблема. Вылить на полы в его доме несколько ведер краски для его
врагов мелковато, Марта.
— Хорошо, а хулиганы? Почему не может быть, чтобы мимо шли
какие-нибудь хулиганы и решили, что им нужно немедленно безобразничать? И
влезли в первый попавшийся дом.
— Этот дом не первый попавшийся! — возразил Данилов с
досадой. — До него три километра по дороге, а кругом лес. Со стороны поселка к
нему зимой вообще не подобраться, только на снегоходе. И ворота были открыты.
Зачем охранник их открыл? Чтобы хулиганам было удобнее… хулиганить? И еще
машина.
— Какая машина? — насторожилась Марта.
— Машина, которая выехала с лесной дороги. Здесь почти
никогда никого не бывает. Конечно, может быть, просто кто-то устроил тайное
свидание…
— Тайное свидание!.. — фыркнула Марта. Иногда Данилов
выражался как-то на редкость старомодно.
— Кроме того, они приехали, потому что кто-то позвонил
Катерине на мобильный, сказал, что это я, и попросил их приехать на дачу.
Зачем? Она предположила совершенно правильно — чтобы застать здесь меня.
Возразить было нечего, но Марте очень хотелось возразить
именно потому, что Данилов был скорее всего прав, а это означало, что пришла
беда.
Внезапная, непонятная, неизвестно откуда взявшаяся беда.
Сзади послышался грохот и звон, как будто посыпалась с полок
посуда, Марта оглянулась и увидела, что оставленный Кольцовым охранник что-то
высматривает, приподнимая доски, наваленные на полу. Вид у него был, как из
кино про ментов, вполне профессиональный.
— Выйди подыши, — посоветовал Данилов. — Зря ты не уехала.
— Не зря, — сказала Марта упрямо, хотя запах краски уже был
везде, даже в желудке.
Пожалуй, в желудке его было слишком много. Где-то там,
глубоко, спрятался и тихо сидит ее будущий — настоящий! — ребенок. Он тоже
нюхает краску, корчится от страха, видел, как белые кости торчали из черного
кровавого месива, которое было раньше человеческой головой.
Марта всхлипнула, схватилась за горло и рванула тяжелую
дверь. Воздух, которым можно было дышать, а не заталкивать в себя кусками,
ринулся навстречу.
Снег ударил в лицо, и это было просто замечательно, потому
что Марта успела все-таки добежать до деревьев, прежде чем ее вырвало.
