Прошло много лет. Квартира давно не та, и дверь не та, и
жизнь не та, но худшим моментом в его жизни осталось возвращение домой. Ничего
хуже он не мог себе представить.
Свет зажегся сразу везде. Данилов специально сделал
выключатель у входной двери так, чтобы свет зажигался сразу во всей квартире,
кроме спальни, которая от входа не видна, но и это не слишком помогало. Он еще
помаялся на пороге, переложил из руки в руку портфель и наконец вошел, сделал
этот проклятый последний шаг, и закрыл за собой дверь.
Что-то не так. Что-то случилось.
Шее стало тесно в воротнике рубахи от того, что сердце
метнулось к горлу, и замерло в нем, и разбухло так, что воздуху было не
прорваться. Пот потек по виску.
Запах. Странный, посторонний.
В мозгу возникла яркая картина: ослепительно белая ткань и
неровные, очень красные пятна, как хищные тропические цветы.
Данилов попытался вздохнуть и не смог.
— Ну что ты там стоишь? — спросили из комнаты недовольно. —
Ты что, умер?
Сердце в горле еще раз ударило и разорвалось на мелкие
клочки.
Оказалось, что это было никакое не сердце.
Данилов судорожно вздохнул и вытер висок. На перчатке
остался мокрый след — след его позорной паники.
— Я просил тебя звонить, когда ты собираешься приехать, —
сказал он чужим от недавней паники голосом. Постоял и стал снимать ботинки. —
Почему ты не позвонила?
Марта показалась в дверях. Она моргала, как будто
ослепленная светом сова, одна щека у нее была краснее другой, а сзади по полу
волочился плед.
— Я звонила. — Она зевнула и прикрыла рот пледом. — Сначала
ты уехал, потом еще не приехал, а потом совсем уехал. Это терминология твоей
секретарши. По-моему, ее нужно уволить.
— Уволю, — пообещал Данилов, — пойдешь на ее место?
— Что я, с ума сошла? — спросила Марта обиженно. — Кстати, у
моей подруги дочка университет закончила, возьми ее на работу. А, Данилов? Она
девочка сообразительная, хорошенькая, по-английски понимает.
— Как собачка, — уточнил Данилов, еще не отошедший от
давешнего потрясения, — все понимает, только сказать не может?
Марта подошла к нему, подобрав плед, как английская королева
шлейф во время парада гвардейцев перед Букингемским дворцом. Неизвестно почему,
Марта часто напоминала Данилову английскую королеву.
— Ну прости, — сказала она, рассматривая его лицо, — я не
хотела тебя пугать. Я ждала, ждала, ужин приготовила, а потом уснула. Что-то я
устала сегодня.
— Ничего, — вежливо ответил Данилов, — все в порядке.
Он всегда старался быть вежливым. Мать считала, что самое
главное — это умение себя вести, что бы ни происходило в жизни.
Умение себя вести и самоконтроль. Ежеминутный. Жесточайший.
И так с трех лет.
Он улыбнулся Марте, подобрал с пола портфель и пошел в
спальню.
— Ты будешь ужинать? — в спину ему спросила Марта.
— А если бы я с Лидой приехал? — Он оглянулся от двери в
спальню.
Хоть бы раз, подумала Марта, хоть бы раз он снял пиджак по
дороге, а не за закрытой дверью. Или галстук развязал, что ли. Нет, никогда.
— Объяснил бы ей, что я твоя сестра, о существовании которой
ты ничего не знал. Как в сериале. Она смотрит сериалы?
— Наверное, смотрит, — подумав, ответил Данилов. — Извини,
мне нужно переодеться.
— Какой Версаль, — пробормотала Марта. Швырнула свой плед в
ближайшее кресло и побрела на кухню.
Данилов всегда так разговаривал, и время от времени ее это
раздражало.
Сегодня особенно, потому что она нервничала и не знала, как
скажет ему об этом.
Как?!
Он приехал такой усталый, такой обыкновенный, такой
всегдашний Данилов, которого она знала уже пятнадцать лет, и вся ее решимость
лопнула как мыльный пузырь.
Может, не говорить?
Она думала всю ночь и еще весь день, сидя на работе и
сосредоточенно глядя в компьютер.
«Работаете? — игриво поинтересовался шеф, проходя мимо. —
Это правильно. Работайте много, и вам воздается».
Ему самому давно «воздалось» — «БМВ» был самой последней
модели, и жена со чадами и домочадцами проживала в мирном городе Лондоне, не
мешая отцу и супругу в его многотрудном деле добычи денег. Марта работала
много, но ей почему-то до «БМВ» и города Лондона было далеко. Видимо, все-таки
не всем воздается одинаково.
Или сказать?
Хуже всего то, что она даже представить себе не могла, как
отреагирует Данилов на ее сногсшибательное сообщение. Скорее всего скажет в
своей обычной манере «Очень хорошо», и ей придется после этого повеситься.
Повздыхав, Марта зачем-то передвинула кастрюли на сверкающей
эмали плиты. У Данилова было две кастрюли — красная и белая. Когда Марте
приходило в голову поразить его воображение каким-нибудь кулинарным шедевром,
приходилось изобретать совершенно дикие технологии. Технологии — это было его
слово.
Например, в прошлый раз она запекала мясо в керамической
миске, поскольку обе кастрюли, и белая, и красная, оказались заняты. Миска
почему-то не треснула и не сгорела, а мясо получилось превосходным, и Марта
решила, что придумала совершенно новый способ приготовления свинины.
— Данилов, ты ужинать будешь? — крикнула она, задрав вверх
голову, и прислушалась. Из спальни не долетало ни звука. — А, Данилов?
— Да, спасибо, — сказал он совсем близко, и Марта
вздрогнула. — Ты остаешься ночевать?
Она пожала плечами, глядя, как разгорается огонь под красной
кастрюлей.
— Если остаешься, я открою вино.
— Я вполне могу тяпнуть и поехать.
— Нет, — сказал Данилов твердо, — не можешь. Снег, дороги
очень плохие.
— Наплевать на дороги, — пробурчала Марта. — Давай свое
вино, Данилов.
— Значит, остаешься, — подытожил он. — Что у нас? Мясо или
рыба?
К рыбе полагалось белое вино, а к мясу красное. И никогда
наоборот.
Правила есть правила. Запивать шампанским картошку —
преступление.
Локти на столе — ни в коем случае, даже дома. Пиво из горла
— отвратительно.
— У нас рыба, — проинформировала Марта, — я с ней возилась
целый час. Постарайся выразить что-то вроде восхищения.
