Тяжело дыша, она вытерла рот и привалилась боком к стволу.
Руки были мерзкие и липкие, и она брезгливо потерла их сначала о кору, а потом
об снег.
Хорошо, что так много снега. Его можно есть. Можно вытирать
им лицо и руки. Можно смотреть, как, цепляясь за ветки, шатается по лесу
метель.
Ядовитый запах уползал, освобождая место холодному воздуху,
и нос у Марты замерз, только не было большой ладони, в которую можно было бы
уткнуться.
Хоть на несколько секунд.
Она еще потопталась, заставляя себя глубоко дышать, а потом
повернулась к дому.
Данилова не было за дверью из толстого коричневого стекла.
Он не маячил там, изнывая от сочувствия и волнения. Конечно,
нет! Он никогда не поставит ее в дурацкое положение, став свидетелем ее
слабости! «Наши маленькие женские слабости», — так говорила мать Данилова про
чудовищный насморк, из-за которого нос у Марты был ровно втрое больше
нормального человеческого носа, глаза слезились, в ушах невыносимо и подло
чесалось, а Данилову хватило ума притащить ее в таком виде к мамочке.
Марта эти «маленькие женские слабости» возненавидела раз и
навсегда.
Ну почему он не вышел хотя бы посмотреть, что с ней?! Почему
ему нет до нее никакого дела?! В конце концов, именно он притащил ее в этот
жуткий дом и втравил во что-то страшное, отвратительно воняющее краской и
кровью!
Мороженый норвежский лосось, неизвестно почему подумала
Марта. Этот лосось был вчера на ужин. Или форель была?
Еще вчера были записки. Две одинаковые записки — для
Данилова и для Марты.
«Убийца должен быть наказан, пощады не будет».
Она его еще жалела, и думала о его покойной жене, и утешала
его! Дура.
Убийца…
Убийца должен быть наказан.
Наказан. Наказан…
Марта поскользнулась, чуть не упала и побежала к дому,
колышущемуся над холмом в плотной снеговой мгле.
— Данилов! — закричала она, рванув дверь. — Данилов!!
Запах снова навалился на нее, и она закашлялась, хватая себя
за свитер на груди, как будто он душил ее.
— Что ты кричишь?
Он был совсем рядом. Может, все-таки смотрел за ней?
Вдалеке показался охранник. Постоял и двинулся к ним.
— Что случилось? Тебе плохо?
— Хорошо. Данилов, помнишь вчерашние записки? Ну, что пощады
не будет?
— Да, — сказал Данилов и оглянулся на приближавшегося
охранника, — я про них не забывал, Марта. Конечно, это все… о том же.
— Что за записки? — спросил охранник равнодушно. — Вы
получили какие-то записки?
— Я покажу. — Марте показалось, что Данилов очень недоволен
тем, что она некстати вылезла с записками. — У меня с собой.
— Просто литератор какой-то, — пробормотал охранник и
улыбнулся Марте, — пишет и пишет.
— Кто? — не поняла Марта.
— Наш неизвестный разбойник. Прямо тяга у него к перу, можно
сказать.
— Почему тяга? — опять не поняла Марта.
— Вам пишет, — охранник присел на корточки, оперся руками и
смешно понюхал что-то на полу, — нам пишет…
Марта сжала зубы. Ей показалось, что даже на улице слышно,
как они скрипят.
— Что именно и кто вам пишет?
— Вон, — охранник поднялся с пола и отряхнул ладони, — на
стене, за гобеленовой… за бывшим гобеленом.
Марта быстро посмотрела. Что-то голубое мелькало среди
рваных клочьев обивки. Что-то такое, на что она поначалу не обратила внимания,
так как все стены были густо и беспорядочно измазаны краской. Хрустя разбитым
стеклом, она подобралась поближе.
Голубые загогулины плясали у нее в глазах, никак не
складывались, клочья обивки мешали разобрать.
«Это только начало» — вот что было написано. Наконец-то она
разобрала.
— Что это такое? — спросила Марта, ни к кому не обращаясь. —
Что — «только начало»?! О чем это?!
Охранник пожал плечами и отошел.
— Приедет Владимир Алексеевич. Это Дудников, наш главный
шеф, — пояснил он, опять что-то внимательно рассматривая, на этот раз на стене,
— привезет фотографа. Фотограф сфотографирует, а эксперт потом скажет, один человек
ваши записки и эту… наскальную роспись сделал или нет.
— Не один? — пробормотала Марта.
— Вышла бы ты на улицу, — негромко посоветовал Данилов, —
здесь совершенно нечем дышать.
Хоть бы что-нибудь новое сказал. Например: принеси мне кофе.
Господи, у них же есть кофе! Целый большой термос кофе! И
бутерброды, и два яблока, прикрытые салфетками, — кусок нормальной вкусной
субботней жизни!
— Данилов, дай мне ключи от машины. У нас в машине термос
кофе! Я сейчас принесу. Как вас зовут?
— Меня зовут Дмитрий. Дима, — добавил страж, подумав, как
будто сомневался, что Дмитрий — это именно Дима, а не Юра, к примеру. — Сюда
лучше не носите. Здесь все равно дышать нечем. Давайте лучше на улицу выйдем.
— Я не пойду, — сказал Данилов и вложил Марте в руку ключи,
— я пока посмотрю, может, найду что-нибудь…
— Нет, Андрей Михайлович, — возразил охранник твердо, — мы
будем смотреть вместе. Простите, но одного я вас здесь не оставлю.
— Почему? — вмешалась Марта. Охранник — все-таки Дима, а не
Юра, — безмятежно улыбнулся. Данилов улыбнулся ему в ответ. Как обычно. Губы
улыбались, а сам Данилов и не думал.
— Потому что я могу уничтожить какие-нибудь важные детали, —
пояснил Данилов Марте, — например, кисть, испачканную голубой краской. В своих
целях, понимаешь?
— Кисть тут ни при чем, — сказал охранник рассеянно, — это
из баллона рисовали.
— Почему из баллона? — спросила Марта. — Какое это имеет
значение, из баллона или кистью?
— Из баллона потому, что краска вокруг летела. Видите,
обивка вся в краске. Потому и прочесть так трудно, половина букв на стене, а
половина на клочьях получилась.
— Ну и что? — настаивала Марта.
— Да ничего, — Дима пожал плечами и опять лучезарно
улыбнулся, — просто наблюдение. У нас теперь самое главное — это наблюдение,
сопоставление, поиски улик. Эксперт приедет, пальчики поищет. Только сдается
мне, что пальчики — дело гиблое.
