— Постараюсь, — пообещал Данилов. Подумал и добавил: — Я
всегда очень благодарен тебе за твои усилия. Спасибо.
— Пожалуйста.
Он осторожно вытащил пробку и посмотрел на Марту.
— Что с тобой? Ты чем-то расстроена?
— Ничем я не расстроена.
— Работа? Или… Петя? Он в Москве?
— Улетел, — сообщила Марта, — на три дня. Скоро прибудет.
Просил не скучать.
— А ты скучаешь? — спросил Данилов рассеянно.
Ну как с ним разговаривать? Как?!
Марта сердито уселась за стол, немедленно поставила на него
локти и залпом выпила полбокала. Вернее, не бокала, а того количества вина, что
Данилов налил ей.
Данилов молча смотрел на нее.
— Я беременна, — выпалила она и допила вино. — Наливай еще.
Данилов ничего не понял.
— Ты… что?
— Я ничего, — ответила Марта злобно, — со мной все отлично.
Я в интересном положении. Жду ребенка. С женщинами время от времени такое
случается.
Данилов подлил ей вина. И себе подлил тоже.
— Я поздравляю тебя, — сказал он растерянно, — это хорошо.
Это хорошо, да?
Хорошего было мало.
Ему не нравился ее Петя, не нравился его образ жизни, не
нравилось его отношение к Марте. Ничего не нравилось.
Петя любил сало, жареную картошку и, подвыпив, заставлял
всех петь хором «на тот большак, за перекресток». Кроме того, он писал стихи и
декламировал их при каждом удобном и неудобном случае. В особо патетических
местах голос у него дрожал и срывался — «от чувств-с», как говорил дед
Данилова, когда рассказывал про очередную защиту очередной докторской, на которой
ему приходилось присутствовать. Марту Петя интимно прижимал к своему боку,
слегка трепал по коротким волосам и говорил задушевно, что ему «никогда не
везло с женским фактором и вот наконец-то повезло».
Впервые увидев Петю, Данилов весь вечер молчал, а на
следующий день спросил у Марты, откуда она взяла этого орангутанга.
Марта раскричалась и разобиделась.
«Мне надоели аристократы со следами вырождения на
физиономиях, — кричала она, — мне надоели игры в высший свет! Я недавно была на
одной вечеринке, там все были из „Маккензи“ и „Андерсен Консалтинг“! Я думала,
что сдохну от их чванливых постных морд и рассуждений о карьере! Бизнес
требует, бизнес пошел, бизнес не пошел!.. Сопляки в дорогих галстуках, клерки,
а морды, а речи — как будто они воротилы Уолл-стрита! Вилки научились держать и
уверены, что лучше всех!»
«А Петя? — спросил Данилов. — Он вилку не умеет держать и
этим чрезвычайно горд, верно?»
После этого они не разговаривали, наверное, недели две, что
случилось с ними первый раз в жизни. Потом Данилов не выдержал, позвонил и
помирился.
А теперь вот оказывается, что она беременна.
Конечная станция. Дальше рельсов нет, господа пассажиры.
Покорнейше просим выйти.
Марты Черниковской в жизни Данилова больше не будет.
— Когда ты об этом узнала? — спросил он сосредоточенно, как
будто это имело значение.
— Вчера.
— А… Петя знает?
— Петя не знает. Давай я положу тебе рыбу, Данилов.
— Спасибо.
Некоторое время они вежливо жевали, стараясь не встречаться
глазами.
Потом Данилов подлил вина и вдруг спохватился:
— А тебе можно?
— Что? — спросила Марта и перестала жевать.
— Вино.
— Данилов, мне нельзя напиваться в стельку каждый день. Не в
стельку и не каждый день — можно. Ты что? Теперь станешь обо мне заботиться?
Данилов пожал плечами:
— Стану.
— Ты и так зануда, Данилов, — пробормотала Марта. — А уж
если начнешь проявлять заботу, я от твоего занудства погибну.
Странное дело. Необыкновенная, купленная в супермаркете
форель, на которую Марта потратила чертову уйму времени, не имела никакого
вкуса, как вываренная в супе капуста.
Может, у нее в организме уже начались необратимые изменения
из-за беременности? Вчера, когда она не знала об этом, никаких изменений не
наблюдалось.
Все дело в Данилове. В его вежливости, занудстве,
сдержанности и правиле ни о чем не расспрашивать.
Если бы Марта узнала, что он беременный, она бы от него не
отстала. Она бы выведала все, во всех подробностях.
К несчастью, все было наоборот. Марта фыркнула и
закашлялась. Данилов — ясное дело! — немедленно вскочил, готовый в любую
секунду прийти на помощь.
— «Скорую» пока не вызывай, — кашляя, попросила Марта, —
может, еще рассосется.
Он сел с той же готовностью, с какой только что вскочил.
Марта перестала кашлять и посмотрела на него печально.
За пятнадцать лет дружбы она так и не смогла понять — то ли
он патологически равнодушен к людям и к ней в том числе, то ли умеет слишком
хорошо скрывать свои чувства и заметить их со стороны вряд ли вообще возможно,
то ли трусит так, что строительство оборонительных сооружений стало главной
целью его жизни.
Все получилось именно так, как она и предполагала, и,
видимо, ей все-таки придется сегодня повеситься.
Данилов аккуратно положил на тарелку приборы, оценил и
переложил как-то еще более аккуратно.
— Ну и что, — спросил он, — вы теперь поженитесь?
— Мы — это кто? — уточнила Марта.
Данилов посмотрел на нее. Глаза у него были очень черные.
Почему-то раньше она была уверена, что черные глаза — это признак темперамента,
горячего, страстного, южного. Ошиблась.
— Вы — это ты и твой Петя.
— Не знаю, — сказала Марта. Она и вправду не знала. —
Вообще-то я уже большая девочка. Можно и замуж сходить.
— Сходи, — согласился Данилов. Вот это разговор. Всем
разговорам разговор. Пойди сходи — и все тут.
— И пойду, — ответила Марта упрямо. Теперь ей захотелось
плакать. Так сильно, что она не успела ничего с собой сделать, чтобы позорно не
зареветь.
Глаза моментально налились слезами. Нельзя, чтобы Данилов
заметил. Никак нельзя. Она выскочила из-за стола, оставив его недоумевать,
промчалась по коридору и немного постояла у входной двери, сильно и часто
моргая. Ей было очень жалко себя и еще больше — ребенка. Неизвестно, почему ей
было его жалко, вроде ничего такого не происходило, но тем не менее ей было
жалко именно его, такого маленького и непонятного, о существовании которого она
еще три дня назад и не подозревала.
