Прошло пять лет, а Марте иногда казалось, что пять дней.
Когда он женился, ему было тридцать. Когда спустя три года
ее хоронили, Данилову стало шестьдесят.
— Тебе не нужна помощь? — спросил Данилов, аккуратно глотнув
кофе. — Я имею в виду деньги. Или врачи?
— Я беременная, а не тяжелобольная, — буркнула Марта, — а
денег у меня своих навалом.
Это была не правда, но она никогда не брала у него деньги,
даже в самые трудные времена. Лучшая подруга Инка фыркала и плевалась.
«Ты просто ненормальная, — говорила она, — с паршивой овцы
хоть шерсти клок. Раз уж он на тебе не женится, пусть деньги дает».
Природа их «высоких отношений» практичной Инке была
недоступна.
Впрочем, не ей одной.
— Как хочешь, — сказал Данилов, — просто на всякий случай
знай, что я всегда готов тебе помочь. Чем угодно.
— Я тебя найму сидеть с ребеночком, — пообещала Марта.
— Боюсь, что дорого тебе обойдусь. — Он улыбнулся. Вернее,
улыбнулись его губы, а сам Данилов и не думал улыбаться. — Ты все-таки подумай
про врачей и позвони мне. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Марта, зная, что ни про каких врачей
думать не станет. Ей и без врачей есть о чем подумать. — Ты убираешь посуду, —
добавила она поспешно, — ты убираешь посуду, а я буду валяться на полу и
смотреть кинематографические фильмы.
— Там есть немного новых кинематографических фильмов, — он
кивнул на стойку с кассетами и подтянул кашемировые рукава, чтобы удобнее было
мыть посуду.
— Данилов, ты особенно-то не усердствуй, — сказала Марта, —
посуду в этом доме моет посудомоечная машина. Ты что-нибудь об этом знаешь?
Она сидела на полу, на круглом тибетском ковре, который отец
подарил Данилову на день рождения.
Родители любили дарить ему что-нибудь в этом духе. Статуэтку
Будды, искусно вырезанную из слоновой кости. Шелковое покрывало из Кайруана.
Нефритового дракона с оскаленной остекленевшей пастью.
Глиняный кувшин ручной работы. В год по одному подарку. Раньше было по два —
еще один на годовщину свадьбы.
На одном из подарков теперь сидела Марта, скрестив длинные
ноги в безупречных черных колготках. Платье тоже было черным и безупречным,
немножко измятым, потому что она заснула в нем, дожидаясь Данилова. Он видел ее
спину — прямую и тонкую, и прямые плечи, и сильные руки, обтянутые плотными
рукавами платья.
Он давно привык считать все это — своим. Несмотря ни на что.
Несмотря на Петю и его предшественников. Несмотря на пятнадцать лет, в которых
чего только не уместилось. Несмотря на его женитьбу. Несмотря на Лиду.
Как раз Лиду он никогда не считал своей.
Марта Черниковская — чужая жена! Мать какого-то непонятного
ребенка.
Она больше не будет спать у него на диване и клацать по
клавиатуре компьютера. Просто ей станет некогда, и в ее жизни появятся вещи
гораздо более важные, чем Данилов. Все правильно. Не могло же это вечно
продолжаться.
Но он-то думал, что будет продолжаться. Вернее, он об этом
вообще не думал.
Загрузив машину, которая тут же бодро загудела, Данилов
вытер руки льняным полотенчиком и бросил его в специальную корзину для
полотенчиков. И улыбнулся. Марта поставила «Звездные войны», какой-то там
эпизод. Он купил эти «Войны» специально для нее. Сам он предпочитал Гринуэя и
Кустурицу.
Телефон выдал переливчатую руладу, и Марта, не оборачиваясь,
сделала звук потише.
— Данюсик, — позвала из трубки Лида, — это я. Как ты там,
без меня? Мама передает тебе привет. Это я сразу говорю, чтобы потом не забыть.
— Спасибо, — сказал Данилов, — ей тоже.
— Как дела, Данюсик? Слушай, ты не помнишь, кто в этом году
выиграл «Ю-ЭС Оупн»?
— Пит Сампрас.
— Да. Точно. Я целый день не могла вспомнить.
Данилов вежливо молчал.
— Я звонила, но тебя не было дома. Я думала, ты заедешь.
— Мы же не договаривались.
— Ну и что? Я за приятные сюрпризы.
Данилов вовсе не был уверен, что может быть приятным
сюрпризом.
— Данюсик, а завтра ты что делаешь?
— Собираюсь съездить в дом, который проектировал. Там завтра
никого не будет, мне нужно посмотреть кое-что. Это не надолго, часа на два. К
вечеру освобожусь.
— Тогда пойдем вечером в Кремль! Начинается конкурс бальных
танцев. Закрытый просмотр, все будут. Давай посмотрим немножко, а потом поедем
куда-нибудь ужинать. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Данилов. Ему, собственно было все
равно — танцы так танцы, ресторан так ресторан, «Ю-ЭС Оупн» так «Ю-ЭС Оупн».
— Я так устала, — пожаловалась Лида, — мама меня опять
таскала в «Мариотт». У папы юбилей, ты же знаешь. Мы сто залов пересмотрели.
Маме больше всего нравится «Мариотт», а мне «Гостиный двор». А тебе?
Данилов честно попытался поддержать беседу. В конце концов
вежливость — прежде всего.
— Я никогда ничего не отмечал ни там, ни там, поэтому трудно
сказать.
— Ну вот, тебе даже сказать трудно, а я все это
пересмотрела! И непонятно, зачем. Все равно мама сделает так, как ей больше
нравится. Когда у тебя будет юбилей, я тоже сделаю все, как мне нравится. — И
она засмеялась.
— Ну конечно, — согласился Данилов. Почему бы ему не
согласиться?
— Светлана Сергеевна звонила маме, — сообщила Лида.
Светланой Сергеевной звали мать Данилова. — Сказала, что она тебя неделями не
видит, что ты все время на работе, а Михаил Петрович опять какую-то премию
получил в Париже. Ты знаешь?
— Знаю.
— А почему ты не был на вручении?
Его мать сообщила ее матери, что он отсутствовал, когда
вручали премию его отцу. Данилову стало противно.
— Меня не приглашали, Лида, — произнес он холодно, — кроме
того, до Парижа далеко, а у меня полно работы.
— Да ладно тебе, Данюсик, что за комплексы, — у нее был
такой тон, что Данилов поморщился, — ты же не маленький. Ты не можешь обижаться
на то, что твой отец — знаменитость.
— Лида, прости, пожалуйста, — быстро сказал Данилов, — у
меня мобильный звонит. Во сколько завтра нам нужно быть в Кремле?
Он положил трубку, подумал и вылил остатки вина в чистый
стакан.
