— Я не стану больше разговаривать с тобой, мама! — снова
заорал он, как будто собравшись с силами. — Я куплю автоответчик, и ты будешь
разговаривать с ним всю оставшуюся жизнь! И скажи Ольге, что не надо больше
посылать мне приглашений! Я не приду!
Вместо того чтобы нажать на трубке соответствующую кнопку,
он с силой швырнул ее в стену. Заморская пластмасса, не рассчитанная на
проявление русских эмоций, врезалась в штукатурку и разлетелась в разные
стороны вместе с ненавистным голосом матери, засевшим внутри.
На диван упала какая-то блестящая деталь в уцелевшей
пластмассовой коробке. Данилов посмотрел на нее, зачем-то подобрал, бросил в
раковину и вышел.
Последнее, что услышала потрясенная Марта, был звук
захлопнувшейся двери в спальню.
* * *
Утром Данилов обнаружил, что не знает, где его ключи от
офиса.
— Может, ты их вчера в сортире утопил, когда телефонами
швырялся? Заодно уж.
— Я не топил ключи.
— Ты точно помнишь?
Вместо того чтобы посмотреть с печальной укоризной — как
обычно, — он почему-то дернул ее за нос и сказал:
— Точно.
Настроение у него было превосходным. Он проспал всю ночь,
хотя грудь болела и повязка в конце концов совсем промокла и утром на простыне
обнаружилось кровавое пятно. Он снял простыню и добавил ее к пиджаку и
порванной рубахе — вынести подальше от глаз домработницы. Он не думал, не
курил, не писал в блокноте, он просто спал. Такое с ним не часто случалось.
Наверное, так чувствует себя человек, которому вырезали
наконец то, что мучило его и пугало, а теперь хоть и боль, и слабость, и
неизвестно когда заживет, зато — полная свобода, победа, радость, что
справился, что преодолел!
Он даже не расстроился, что ключи пропали. Что там ключи!
Подумаешь!
Найдутся.
Пока он их искал, Марта, полностью готовая, стояла у двери и
нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
— Ладно, Данилов, — не выдержала она наконец, — я пошла. Я
человек зависимый, подневольный, это ты сам себе хозяин и можешь приходить,
когда тебе вздумается. А мне опаздывать нельзя, меня скоро повысить должны.
— Я тебя отвезу!
— Тебе еще собираться полчаса. Я на метро доеду, ничего со
мной не будет.
— Пять минут, — попросил Данилов.
— Ни одной, — отчеканила Марта, — ты даже кофе не пил! Я
пошла.
— Позвони мне, — приказал Данилов, — часов… часа в три
позвони.
— Позвоню, когда смогу, — сказала строптивая Марта. Ей
показалось, что она слышала, как звякнула цепь, которой «старый друг» был
привязан к своей будке.
— Твою машину я заберу! — Придерживая ногой дверь, он
завязывал галстук, задирал подбородок, темные волосы касались полированного
дверного дерева, шея была крепкой и сильной, кожа — смуглой.
Марта отвела глаза.
Где этот чертов лифт? Никогда его не дождешься!
— Или я сам позвоню, — неожиданно сказал Данилов, — заберу
машину и позвоню. Пока, Мартышка!
— Пока.
Что-то он расщедрился на «Мартышку», такое с ним редко
бывало.
Данилов вернулся в квартиру, показавшуюся очень пустой и
тихой, поставил кофе и сам себе подал завтрак — йогурт, сыр, хлебцы из
холодильника.
«Какого черта я держу их в холодильнике? — вдруг подумал он.
— Они холодные, противные, мокрые какие-то. Почему я не держу их в шкафу, вот
вопрос».
Он засмеялся, охнул, задев дверцей холодильника по вчерашней
ране, и переложил пакет с хлебцами на полку.
Вот и хорошо. Ничуть не хуже, чем в холодильнике.
Блокнот со вчерашними записями лежал на столе, и он сунул
его в портфель. Фотография Марты — в черном свитере и толстых ботинках — была
придавлена стопкой журналов. Данилов вытащил ее из-под журналов и снова
прислонил к солонке. Нужно будет купить для нее рамку.
Еще нужно купить новый телефонный аппарат, подумал Данилов с
удовольствием. Старый не работает. Он, Данилов, разбил его.
Думать об этом было приятно, как будто он совершил
беспримерный подвиг, а не швырнул трубку об стену в истерическом припадке.
Все странным образом изменилось. Раньше он никогда не швырял
трубок, не терял ключей от офиса, не промывал себе ран, не искал преступников.
Он никогда не разговаривал с матерью так, как разговаривал вчера.
Прихлебывая кофе, казавшийся этим утром необыкновенно
вкусным, он вдруг подумал, что все зависит только от него — очень актуальная и
новая мысль для почти сорокалетнего мужчины!
От него зависит, как разговаривать с матерью, обижаться на
нее или нет, от него зависит, удастся ли вычислить того, кто так его ненавидит,
а потом найти и наказать его. И Марта от него зависит, и его сотрудники, и даже
Катерина Солнцева, которой до смерти хочется получить свой дом!
Зря он выдумывал что-то душещипательное про собственное
одиночество.
Нет никакого одиночества. Есть люди — некоторые ближе,
другие дальше, — которым нужен Андрей Данилов, которым без него не обойтись, и
вовсе не потому, что его отца зовут Михаил!
Телефон зазвонил, когда Данилов уже надевал дубленку.
Некоторое время он не мог сообразить, что именно звонит — его мобильный,
вызывая его, кричал совсем другим голосом, а домашний аппарат он вчера разбил —
опять всплеск самодовольства, как будто из-за угла выглянула ухмыляющаяся
кошачья морда!
Он пошел на звук и понял, что Марта забыла свой телефон.
Куда он теперь будет ей звонить?! Ее рабочего телефона он не знал, а мобильный
заходился на диване писклявыми руладами.
Данилов еще подумал, отвечать или нет, но телефон настаивал,
и он ответил:
— Да.
— Утро доброе, — сказал телефон сдобным голосом, — мне
Мартину Владимировну.
Голос был женский, и Данилов подумал, что ему повезло. Мог
ведь и Петрысик поинтересоваться, где его любимая провела ночь.
— Она уехала на работу и оставила телефон, — сказал Данилов.
— Что-нибудь передать?
— Ой, это из женской консультации беспокоят, — заторопился
голос и стал менее сдобным, — вы ей передайте, пожалуйста, что в понедельник мы
ее ждем на прием. Почему она анализы не сдала? Должны были сегодня прийти, а их
нет! Вы не знаете, она сдавала?
