Он знал, что завтракать она не будет. «Ты с ума сошел,
Данилов, какой завтрак в полдевятого утра!» Он знал, что она станет долго пить
чай, а потом кофе и в одиннадцать захочет есть. Он знал, что она выйдет из
ванной в плотных голубых джинсах и обтягивающей маечке, довольно свежая, но
недовольная. Он знал, что по утрам она всегда бывает свежей и немного сердитой.
Чего он только про нее не знал!
«Не знал, что она беременная», — сказал он себе мрачно.
— Кто звонил?
— Моя мать. В среду прием, и она уже пригласила Лиду.
Завтракать будешь?
— Ты с ума сошел, Данилов, — сказала она недовольно, — какой
завтрак в полдевятого утра! Что ты смеешься?
— Я не смеюсь. Сейчас будет чай.
— Что за прием?
— В честь премии, которую получил мой отец. Или в честь
отца, который получил премию.
— Это что? — спросила она. — Ирония?
— Нет.
— А где прием? В Париже? Или в Нью-Йорке?
— В Москве. Самое интересное, что сначала пригласили Лиду, а
потом уж меня.
— Теперь тебе придется на ней жениться, — сообщила Марта, —
как честному человеку.
— Я ни на ком не собираюсь жениться! — сказал Данилов с
досадой. Он достал из холодильника йогурт, сыр и тонкие пластинки сухих
хлебцев, которые тоже почему-то держал в холодильнике. «Завтрак джентльмена»
называла этот набор Марта. Он никогда не менялся.
— Какие у тебя планы? — спросил Данилов, когда она
отхлебнула первый глоток чая и замерла, как японец на чайной церемонии.
— Никаких.
— Что, и экзаменов никаких?
— Ну тебя, Данилов. Я только что сдала третью категорию
тестов. Осталось еще две. Перед Новым годом вторая, а весной первая. Сдам, и
мне дадут повышение.
Данилов посмотрел на нее.
— Повышение?
— Повышение, а что?
— А ребенок?
Марта еще глотнула чаю и поэтому ответила не сразу.
— И ребенок, и повышение, Данилов. Мне надо семью кормить, а
чтобы кормить, надо повышение получить, а чтобы получить, надо экзамены сдать.
— А Петя, — спросил Данилов, — он не собирается семью
кормить?
Марта пожала плечами:
— Наверное, собирается. Я пока точно не знаю.
Данилов пришел в раздражение. Зачем он спрашивает? Какое ему
дело до Пети и его планов? Ему и до Марты теперь не должно быть дела! По
крайней мере, нужно постепенно приучать себя к этому. Он был специалистом
экстра-класса в постепенном приучении себя к чему-нибудь.
— Снег идет, — сказала Марта.
— Если тебе нужны будут деньги, — начал он, раздражаясь все
сильнее, — ты можешь взять у меня. Я зарабатываю больше, чем трачу. Вряд ли ты
сможешь работать в полную силу, когда… когда ребенок родится. Ты только не
подумай, что я хочу поставить тебя в неловкое положение. — Данилов посмотрел на
нее и спросил недовольно:
— Что ты смеешься?
— Я не смеюсь, — возразила Марта. — От твоего джентльменства
можно ума лишиться, Данилов. Если мне понадобятся деньги, я возьму у тебя и
попаду в самое неловкое из всех известных мне положений. O'кей?
— Откуда взялась вчерашняя записка?
— Что-о?
— Записка. Откуда она?
— Что значит — откуда? Из почты. Мне приходят всякие газеты,
и конверт принесли вместе с газетами. А что это за записка? Там написана
какая-то ерунда, не знаю, почему я ее не выбросила.
— Мне вчера пришла точно такая же. — Данилов поднялся из-за
стола, чтобы налить себе кофе. — Ты все еще пьешь чай? Или переходишь к кофе?
— Какая — такая же?
— «Убийца должен быть наказан, пощады не будет», — монотонно
процитировал Данилов. — Я не понимаю, какое это отношение имеет к тебе.
— А к тебе какое? — Марта заволновалась, и Данилов пожалел,
что заговорил об этом. Что-то он слышал о том, что беременным женщинам нельзя
волноваться.
— Я думаю, что речь идет о смерти моей жены, — сказал он и
посмотрел на снег за окнами.
Машину теперь придется откапывать лопатой. На Кутузовском
проспекте, где жили его родители, у дворника была шикарная алюминиевая лопата.
Дворник стерег ее, как будто она бриллиантовая. Когда Данилов был маленький, он
мечтал, что станет дворником. Ему казалось, что нет на свете ничего лучше, чем целыми
днями грести на улице снег алюминиевой лопатой. И не сидеть за роялем по шесть
часов.
— При чем здесь твоя жена? — тихо спросила Марта. — Или
имеется в виду, что убийца — это ты?
Данилов ничего не ответил. Он также был специалистом
экстра-класса в умении не отвечать на вопросы.
— Андрей, прошло пять лет. — Марта никогда не называла
Данилова Андреем. — Даже тогда всем было ясно, что ты ее не убивал. Неужели ты
думаешь, что записка как-то связана с твоей женой?
— Марта, совершенно очевидно, что записка как-то связана с
моей женой. — Данилов ополоснул ее кружку и налил кофе. — Прости, что я тебя
расстроил.
— Пошел к черту, — пробормотала Марта. — Там написано
«пощады не будет». Это означает, что тебе «пощады не будет»?
— Я не знаю.
— Но это… угроза?
— Я не знаю, — повторил Данилов с досадой, — и обсуждать это
бессмысленно. Я только хотел узнать, как эта записка попала к тебе.
— Так и попала. С почтой.
— Я уже понял, спасибо, — вежливо ответил Данилов. — Если у
тебя нет никаких планов, может, поедем кататься?
— Так снег валит, Данилов, — развеселившись, сказала Марта.
— У меня шипованные колеса. Никаких проблем.
У них было такое почти семейное развлечение. Время от
времени они ездили кататься. Просто так, куда глаза глядят, по любому шоссе.
Чем дальше, тем лучше. Однажды таким образом они приехали в Ярославль.
Ехали-ехали и приехали. Им было очень весело, пока не выяснилось, что до Москвы
двести с чем-то километров и нужно или где-то ночевать, или возвращаться. Волга
была под боком, широкая, неторопливая, пахнущая свежей водой. От ухоженной
набережной поднимались подстриженные газоны, в саду играл духовой оркестр —
ухали сверкавшие на солнце трубы. Город был просторный и чистый, на площади
перед театром туристы кормили толстых голубей, и Марта с Даниловым решили
остаться.
