— На какое Рождество? — перепугался Данилов. — Завтра
тридцать первое число, Рождество прошло!
— На православное, — назидательным тоном сказала Марта, — на
православное Рождество, то есть седьмого января. Нам угрожает матросский
костюмчик от Армани и набор английских серебряных ложек. Переживем?
— Переживем, — согласился Данилов. Вдвоем с Мартой он мог бы
пережить что угодно.
— Ты завтра работаешь?
— Нет, а что?
— Мама просила приехать пораньше. Она сказала, что возьмет
на себя Степана, а мы сможем поспать и приготовить стол. Индейку она купила, а
за вином мы в «Стокманн» по дороге заедем, ладно? Поедем прямо с утра, а? Они
там погуляют по Кратову подольше. Давай?
— Давай, конечно.
Из трубки послышалось приблизившееся недовольное кряхтенье,
а потом ровный трубный рев.
— Данилов, я хотела сказать, что у нас хлеба нет! —
перекрывая рев, сообщила Марта. — Ты привези, пожалуйста!
— Привезу! — тоже отчего-то закричал Данилов, и она повесила
трубку.
С сотрудниками Данилов попраздновал минут пятнадцать. Он был
махровый индивидуалист и не любил корпоративных застолий.
В супермаркете на Лубянке он купил цветы — громадные желтые
хризантемы.
Марта любила хризантемы. Они пахли на весь салон странным
зимним запахом.
Из-за двери его квартиры слышался приглушенный шум, и он вошел
очень осторожно, стараясь не спугнуть этот шум. Он кинул в кресло портфель и
как был, в пальто и перчатках, подошел к дверям гостиной и распахнул их.
— Тра-та-та, — пела Марта, лежа спиной на ковре, —
тра-та-та, вышла кошка за кота. За кота-котовича, за Иван Петровича!..
Джинсы задрались, обнажив стройные щиколотки, которые
Данилов обожал.
Каждую ночь он как-то по-новому трогал их, гладил, целовал,
дышал на них и клал себе на живот, согревая.
В руках у Марты барахтался Степан Андреич, его сын. Он был
розовый, гладкий, толстый, в перепачканном фартуке. Марта то опускала его и
бодала лбом чистый крутой лобик, то поднимала на всю длину собственных рук.
Вверх! — мордочка становилась восторженно-испуганной,
кулачки сжимались. Вниз! — и Степан Андреич заливался счастливым смехом.
— Вот наш папочка пришел, — не переводя дыхания запела
Марта, на тот же мотив, что и про кота-котовича, — вот и папочка пришел!..
Степан Андреич на папочку не обратил никакого внимания.
— Ты хлеба купил?
— Нет, — спохватился Данилов.
— Молодец, — похвалила Марта. — Раздевайся, не разводи тут у
нас уличную заразу.
Данилов еще посмотрел на них, потом вернулся в холл и стал
стаскивать пальто.
Не было и не могло быть в его жизни ничего лучше, чем
возвращение домой.
