Филипп сделал шаг вперед.
Шарни остановил его.
— Одно слово! — сказал он. — Я думаю, что мы с вами поймем Друг друга.
Филипп мгновенно остановился. В голосе Шарни зазвучала угроза, и это ему понравилось.
— Что ж, я слушаю, — сказал он.
— Если мы с вами, отправляясь требовать удовлетворения у господина Калиостро, пройдем через Булонский лес, то это займет больше времени, я это прекрасно понимаю, но полагаю, что таким образом наш спор будет окончен.
Молодые люди, которые с первого взгляда почувствовали, что они соперники, и которые при первом же подходящем случае сделались врагами, прибавили шагу, чтобы поскорее добраться до Королевской площади. На углу улицы Па-де-ла-Мюль они увидели карету Шарни.
Шарни, не утруждая себя больше ходьбою, сделал знак своему выездному лакею. Карета подъехала к ним. Шарни пригласил Филиппа занять в ней место, и карета покатила по направлению к Елисейским полям.
У де Шарни были великолепные лошади; меньше, чем через четверть часа, они были в Булонском лесу.
Когда кучер нашел в лесу удобное место, Шарни остановил его.
Мало-помалу Филипп и Шарни все углублялись и углублялись в лес.
— Если вы ничего не имеете против, господин де Шарни, — заговорил Филипп, — то вот, по-моему, прекрасное местечко.
Граф поклонился и обнажил шпагу.
— Полагаю, — сказал он, — что мы с вами не должны касаться истинной причины ссоры, Филипп не ответил.
— Что ж, назову вам истинную причину: вы искали ссоры со мной — ведь начали ссору вы, а искали вы ссору из ревности.
Филипп помолчал.
— Граф! — сказал он. — По правде говоря, я опасаюсь, что вы сошли с ума.
— Вы хотели убить господина Калиостро, чтобы понравиться королеве, не так ли? А чтобы понравиться королеве наверняка, вы хотите убить и меня, но убить насмешкой?
— Ах, это вы напрасно! — нахмурив брови, воскликнул Филипп. — Это слово доказывает мне, что сердце у вас не такое благородное, как я думал!
— Что ж, пронзите это сердце! — отвечал Шарни, распахнувшись в ту самую минуту, когда Филипп выставил ногу вперед и сделал быстрый выпад.
Шпага скользнула вдоль ребер и проложила кровавую бороздку под тонкой полотняной рубашкой.
— Наконец-то я ранен! — весело сказал Шарни. Он зашатался, и Филипп не успел подхватить его. Он поднял его на руки так, как поднял бы ребенка, и донес до кареты; Шарни был в полуобморочном состоянии.
Его уложили в карету; он поблагодарил Филиппа кивком головы. — Поезжай шагом, кучер, — сказал Филипп.
— А вы? — пролепетал раненый.
— О, за меня не беспокойтесь!
Оглянувшись в последний раз и увидев, что карета вместо того, чтобы, как и он, вернуться в Париж, свернула в сторону Версаля и затерялась среди, деревьев, он произнес три слова, вырвавшихся из глубины его сердца после глубокого размышления:
— Она его пожалеет!
Глава 10. ДОМ НА УЛИЦЕ НЕВ-СЕН-ЖИЛЬ
У дома лесника Филипп увидел наемную карету и вскочил в нее.
— На улицу Нев-Сен-Жиль, да побыстрее! — приказал он кучеру.
Автомедон
[37]
за двадцать четыре су доставил трепещущего Филиппа на улицу Сен-Жиль, к особняку Калиостро.
Особняк, отличавшийся необыкновенной величественностью, в то же время был необыкновенно прост.
Филипп спрыгнул на землю, бросился на крыльцо и обратился к двум слугам одновременно.
— Его сиятельство граф Калиостро у себя? — спросил он.
— Его сиятельство сейчас уходит, — отвечал один из слуг.
— В таком случае это лишний повод, чтобы я поторопился, — сказал Филипп, — мне необходимо поговорить с ним прежде, чем он уйдет. Доложите: шевалье Филипп де Таверне.
Филипп вошел в дом, и им овладело волнение, которое вызвал у него спокойный голос, повторивший его имя вслед за слугой.
— Извините, — сказал шевалье, поклонившись мужчине высокого роста и недюжинной силы, мужчине, который был не кем иным, как тем самым человеком, которого мы уже видели сначала за столом маршала де Ришелье, затем у чана Месмера, затем в комнате мадмуазель Оливы и, наконец, на балу в Опере.
— Я ждал вас.
Филипп нахмурил брови.
— Как — ждали?
— Ну да, я жду вас уже два часа. Ведь не то час, не то два — не так ли? — прошло с тех пор, когда вы решили прийти сюда, но некое происшествие, от вашей воли не зависевшее, заставило вас отложить осуществление этого намерения?
Филипп сжал кулаки; он почувствовал, что этот человек приобретает какую-то странную власть над ним.
Но тот не обратил никакого внимания на нервные движения взволнованного Филиппа.
— Садитесь же, господин де Таверне, прошу вас, — сказал он.
— Полноте, довольно шарлатанства! Если вы вещун — что ж, тем лучше для вас, ибо вам уже известно, что я хочу сказать, и вы можете заблаговременно укрыться в убежище.
— Укрыться… — с какой-то особенной улыбкой подхватил граф, — но от чего я должен укрываться, скажите, пожалуйста.
— Если вы вещун, значит, это вам ведомо.
— Пусть так! Чтобы доставить вам удовольствие, я избавлю вас от труда излагать мне причину вашего визита: вы пришли искать со мной ссоры.
— Стало быть, вы знаете, из-за чего я ищу ее? — воскликнул Филипп.
— Из-за королевы. А теперь ваш черед. Продолжайте, я вас слушаю.
— Появился некий памфлет…
— Памфлетов много.
— Это верно, но я говорю о том памфлете, что направлен против королевы. Калиостро кивнул головой.
— Не отрицаю.
— К величайшему счастью, эта тысяча экземпляров не попала к вам в руки?
— А почему вы так думаете? — спросил Калиостро.
— Потому, что я встретил рассыльного, который нес кипу газет, потому что я заплатил ему за них, потому что я отправил их к себе домой, а там мой слуга, которого я предупредил заранее, должен был принять их.
— Почему же вы самолично не доводите дел до конца?
— Я не довел дела до конца, потому что в то время, как мой слуга избавлял эту тысячу экземпляров от вашей странной библиомании, я уничтожал остальную часть тиража.
— Таким образом, вы уверены, что тысяча экземпляров, предназначавшаяся мне, находится у вас?
— Уверен.
— Вы ошибаетесь.
— Почему? — спросил Таверне, и сердце у него сжалось. — Каким же образом они могут оказаться не у меня?
