— И вы не переступали порога первого салона? — осведомился де Крон.
— Нет.
— И не выпускали руку королевы? — все еще встревоженный, спросил король.
— Ни на одну секунду; рука ее величества все время опиралась на мою.
— Так что же вы об этом думаете, господин де Крон? — неожиданно вскричал король. — Брат! Что вы об этом скажете?
— Это необыкновенно! Это сверхъестественно! — произнес Мсье, разыгрывая веселость, которая лучше всяких подозрений обнаруживала его досаду, возникшую от этого противоречия.
— Из этого следует, ваше высочество, что мои агенты ошиблись, — сказал де Крон.
— И вы это говорите вполне серьезно? — спросил граф Прованский все с той же нервной дрожью.
— Совершенно серьезно, ваше высочество: мои агенты ошиблись. Что же касается газетчика, я пошлю приказ немедленно взять его под стражу.
Госпожа де Ламбаль поворачивала голову то в одну сторону, то в другую со спокойствием невинности, которая осведомляется о чем-либо скорее из любопытства, а не из боязни.
— Одну минуту! — сказал король. — Одну минуту! Повесить этого газетчика мы всегда успеем. Вы говорили о какой-то женщине, которая остановила королеву у входа в салон. Скажите, принцесса, кто была эта женщина.
— Графиня де ла Мотт-Валуа.
— Эта интриганка! — с досадой вскричал король.
— Эта попрошайка! — произнес граф. — Черт! Черт! Ее нелегко будет допросить: она хитра.
— Мы будем столь же хитры, сколь и она, — заявил де Крон. — К тому же после показаний госпожи де Ламбаль всякие хитрости излишни. Таким образом, по первому слову короля…
— Нет, нет, — произнес Людовик XVI, — я устал от этого дурного общества, окружающего королеву.
— Но графиня де ла Мотт на самом деле Валуа, — сказала г-жа де Ламбаль.
— Пусть она будет кем ей заблагорассудится, кузина, но я хочу, чтобы ноги ее здесь не было.
— И однако вы ее увидите! — воскликнула бледная от гнева Мария-Антуанетта, открывая дверь кабинета и представ, прекрасная в своем благородстве и в своем возмущении, перед ослепленным взором графа Прованского, не ловко поклонившегося ей за створкой двери, которая снова закрылась.
— Да, государь, — продолжала королева, — сейчас нельзя сказать: «я хочу видеть или боюсь видеть эту особу»; эта особа — свидетель, которого неразборчивость моих обвинителей…
Она посмотрела на своего деверя.
— ..и привилегии моих судей.
Она повернулась к королю и де Крону.
— Вы прекрасно понимаете, — поспешил заметить король, — что никто не пошлет за госпожой де да Мотт, чтобы оказать ей честь и взять у нее показания в вашу пользу или против вас. Я не могу сравнивать вашу честь и правдивость этой женщины!
— За госпожой де ла Мотт не пошлют, государь, потому что она здесь.
— Здесь! — воскликнул король, оборачиваясь с таким видом, словно он наступил на змею. — Здесь!
— Что ж тут такого, государь? Я забыла у госпожи де ла Мотт портрет и коробочку. Сегодня она мне их привезла, и она здесь.
— Нет, нет… Вы меня убедили, — произнес король. — Я не спорю.
— Да, но я не удовлетворена, — возразила королева, — и хочу ввести ее. А кроме того: откуда это отвращение? Что она сделала? Кто же она такая? Если я не знаю, расскажите мне о ней! Послушайте, господин де Крон, вы знаете все на свете, скажите…
— Я не знаю ничего неблагоприятного об этой женщине, — отвечал представитель власти.
— Я не знаю, — произнес Людовик XVI, — но у меня какое-то предчувствие… Я инстинктивно чувствую, что эта женщина принесет мне несчастье... беду… Этого достаточно.
— Государь, это же суеверие! Позови ее, — обратилась королева к принцессе де Ламбаль.
Через пять минут Жанна, вся — скромность, вся — стыдливость, но с весьма изысканными манерами и в изысканном туалете, медленно вошла в кабинет короля.
Непреоборимый в своей антипатии, Людовик XVI, повернувшись к дверям спиной, поставил локти на письменный стол и взялся за голову: вошедшие могли его принять за постороннего.
— Сударыня, — обратилась королева к Жанне, подведя ее к королю, — прошу вас, соблаговолите ответить, что вы делали в тот день, когда я посетила господина Месмера; извольте рассказать нам со всеми подробностями.
Какая роль для Жанны! Для нее, чья проницательность угадала, что ее государыня нуждается в ней, для нее, чувствовавшей, что Мария-Антуанетта заподозрена напрасно и что можно оправдать ее, не уклоняясь от истины!
Всякая другая женщина, убедившись в этом, уступила бы удовольствию объявить королеву невиновной, преувеличивая доказательства.
Но Жанна была натурой столь бойкой, столь лукавой и столь сильной, что сосредоточилась на чистом впечатлении от этого происшествия.
— Государь! — заговорила она, — Я побывала у господина Месмера из любопытства — так же, как бывает у него весь Париж. Зрелище показалось мне немного грубым. Я уже возвращалась, когда неожиданно, на пороге входной двери, увидела ее величество королеву, которую я имела честь видеть, не зная ее, за два дня до этого, ее величество королеву, чья щедрость обнаружила передо мной ее сан. Мне показалось, что появление ее величества королевы, пожалуй, неуместно в этом доме, где множество смехотворных болезней и исцелений выставляются напоказ. Я смиренно прошу прощения у ее величества королевы за то, что осмелилась столь вольно подумать о ее поведении, но это было озарение, женский инстинкт.
Здесь она остановилась, изображая волнение, опустив голову и с неслыханным искусством приходя в такое состояние, которое предшествует слезам.
Королева поблагодарила Жанну взглядом — именно этого взгляда последняя просила или, вернее, исподтишка подстерегала его.
— Так что же? — спросила королева, — Вы слышали, государь?
Король не шевельнулся.
— Я не нуждаюсь в свидетельстве этой дамы, — заявил он.
— Мне приказали говорить, — застенчиво заметила Жанна, — и я должна была повиноваться.
— Довольно! — резко произнес Людовик XVI. — Когда королева что-либо утверждает, она не нуждается в свидетелях, чтобы проверить ее утверждение. Когда королева находится под моим покровительством, ей незачем искать поблизости еще кого-то, а она находится под моим покровительством С этими словами, уничтожившими графа Прованского, он поднялся с места.
Королева не упустила случая присовокупить к словам короля пренебрежительную улыбку.
Король повернулся к брату спиной и подошел поцеловать руку Марии-Антуанетты и принцессы де Ламбаль.
Госпожа де Ламбаль вышла из кабинета первой, за ней последовала г-жа де ла Мотт, которую королева пропустила, и наконец удалилась сама королева, обменявшаяся с королем последним, почти ласковым взглядом.
