Шарни обратил внимание, что люди, которые открывали дверь, не разговаривали; они задвинули засовы и вышли на аллею, проходившую под окнами его домика.
Деревца и вьющиеся ветви виноградных лоз закрывали ставни и стены вполне достаточно для того, чтобы эти люди могли Пройти незамеченными.
И только по звуку развевавшихся юбок он понял, что это две женщины, шелковые короткие накидки которых задевали за ветки.
Женщин, свернувших на большую аллею, расположенную напротив окна Шарни, озарил свет лунного луча, и Оливье чуть не вскрикнул от радостного изумления, узнав осанку и прическу Марии-Антуанетты, а также нижнюю часть ее лица, которая, несмотря на тень, отбрасываемую ее шляпой, была освещена. В руке она держала чудесную розу.
С сильно бьющимся сердцем Шарни выскользнул из окна в парк. Чтобы не наделать шуму, он пустился бежать по траве, прячась за самыми толстыми деревьями и следя глазами за женщинами.
Неожиданно обе гуляющие дамы остановились. Одна из них, поменьше ростом, тихо сказала несколько слов своей спутнице и удалилась.
Королева осталась одна. Видно было, как вторая дама быстрым шагом устремилась к какой-то цели, которую Шарни еще не разгадал. Королева, топая маленькой ножкой по песку, прислонилась к дереву.
Спутница королевы появилась снова, и появилась не одна.
Шарни увидел, что позади, в двух шагах от нее, идет высокий мужчина, погребенный под широкополой шляпой и утонувший в широком плаще.
Этот мужчина, при виде которого де Шарни задрожал от ненависти и от ревности, шатаясь и нерешительно волоча ноги, казалось, брел в темноте ощупью.
Как только он увидел Марию-Антуанетту, его дрожь, которую уже заметил Шарни, еще усилилась. Незнакомец снял шляпу и несколько раз низко поклонился.
Зачем пришла королева в парк в такой поздний час? Зачем пришел сюда этот человек? Почему этот человек ждал и прятался? Почему королева послала за ним свою спутницу, а не пришла к нему сама?
Шарни едва не потерял голову. Однако он вспомнил, что королева втайне занималась политикой, что она часто завязывала связи с немецкими дворами
[43]
, к которым король относился ревниво и которые строго запрещал.
У Шарни было слишком мало времени, чтобы углубиться в размышления. Женщина, сопровождавшая королеву, подошла к ней и прервала разговор. Кавалер сделал такой движение, словно собирался броситься к ногам королевы, — по всей видимости, его отпускали после аудиенции.
И тут Шарни увидел, как обе женщины, держась за руки, прошли в двух шагах от его укрытия: от колыхания юбки королевы зашевелилась трава газона почти около Шарни.
Женщины прошли мимо него и скрылись из глаз.
А несколько минут спустя приблизился незнакомец, на которого молодой человек, пока королева шла до калитки, не обращал внимания. Незнакомец покрывал страстными, безумными поцелуями совсем еще свежую, благоухавшую розу — несомненно, ту самую, красота которой привлекла к себе внимание Шарни, когда королева вошла в парк и которая, — он только что это заметил, — выпала из рук государыни.
Роза, поцелуи розы! Могла ли идти здесь речь о посольстве и о государственных тайнах?
Шарни едва не потерял рассудок. Он хотел было броситься на этого человека и вырвать у него розу, но тут спутница королевы появилась снова и крикнула!
— Приходите, ваша светлость!
Глава 9. РУКА КОРОЛЕВЫ
Когда Шарни, растерзанный этим страшным ударом, вернулся домой, он уже не нашел в себе сил, чтобы вынести это новое несчастье, которое его сразило.
Сомнений не оставалось: человек, так принятый в парке, был новым любовником. Эта мысль целый день не давала покоя Шарни.
Наступил вечер, принеся с собой нашему пылкому часовому смутные желания и безумные мысли.
Шарни прекрасно помнил час свидания королевы.
Пробило полночь.
Сердце Оливье едва не разорвалось. Он прижался всем телом к балюстраде, чтобы заглушить биение сердца, становившееся все громче и сильнее.
«Скоро откроется дверь и заскрипят засовы», — сказал он себе.
Вдруг засовы заскрипели, и дверь отворилась. Смертельная бледность залила лицо Оливье, когда он заметил двух женщин во вчерашних одеждах.
— Значит, она влюблена! — прошептал он.
Обе женщины проделали тот же маневр, что и накануне, и, ускоряя шаг, прошли под окном Шарни.
Через несколько минут Шарни заметил те же самые плащ и шляпу, которые он разглядел накануне.
На сей раз незнакомец двигался навстречу королеве уже без почтительной сдержанности: он шел большими шагами, не решаясь бежать.
Королева, мучимая любовной тоской, прислонившись к тому же большому дереву, опустила голову.
Теперь незнакомец удвоил нежность своих речей. Порой Шарни, несчастному Шарни казалось, что каждое гармонично трепетавшее слово загорается неземным огнем и что он умирает от ярости и от ревности.
Королева что-то сказала. По крайней мере, так можно было подумать. Слова были совсем тихие, приглушенные, расслышать их мог только незнакомец. Услышав их, он вне себя от восторга воскликнул:
— Благодарю! Благодарю вас, мое прекрасное величество! Итак, до завтра!
Королева закрыла лицо, и без того надежно закрытое.
Шарни почувствовал, как холодный пот, смертный пот тяжелыми каплями медленно струится по его вискам.
Тут незнакомец увидел две руки королевы, простершиеся к нему. Он схватил их в свои и запечатлел на них поцелуй, столь долгий и столь нежный, что за это время Шарни познал муки всех пыток, которые человеческая свирепость похитила у сатанинской жестокости.
После этого поцелуя королева выпрямилась и схватила за руку свою спутницу.
Обе женщины убежали, промелькнув, как и в прошлый раз, мимо Шарни.
Ночь прошла для него в яростном беге по парку, по аллеям, которые он от отчаяния упрекал в преступном сообщничестве.
Он разглядывал следы этого человека с тем холодным вниманием, с каким изучал бы следы дикого зверя. Он узнал дверь за купальнями Аполлона. Взобравшись на верх широкой стены, он увидел следы конских копыт, нанесших немалый урон траве.
«Он приезжает сюда! Он приезжает не из Версаля, а из Парижа! — думал Оливье. — Он приезжает один, и завтра приедет опять, так как ему было сказано: „До завтра“. А до завтра мы будем молча глотать уже не слезы, которые текут у меня из глаз, а кровь, которая волнами струится из сердца. Завтрашний день будет последним днем моей жизни, иначе я превращусь в негодяя, который никогда не любил».
Вонзив ногти в грудь, Шарни мерным шагом направился к дому.
