— Нас видели! — в ужасе воскликнул де Роан.
— У меня есть все основания так думать.
— Что же делать?
— Не ездить больше в Версаль. Кардинал подскочил.
— Утром? — с улыбкой спросил он.
— Прежде всего утром, а затем и вечером.
— Меня сглазили, если хотят, пусть меня убьют, но любовь!.. — вскричал влюбленный. — Я поеду в Версаль.
— Она не придет.
— Вы приехали, чтобы объявить мне это от ее имени? — с трепетом спросил кардинал.
— Я полчаса раздумывала, как смягчить этот удар.
— Она больше не хочет меня видеть?
— Нет, и это посоветовала ей я.
— Какой ужас! — пробормотал кардинал. — Падение убийственное! Рухнуть с вершины счастья! О, я умру от этого!
— Вы клянетесь повиноваться мне?
— Слово де Роана!
— Отлично! Лекарство для вас уже найдено. Я запрещаю вам встречаться, но не запрещаю переписываться.
— Правда? — воскликнул безумец, которого воскресила надежда. — Я могу написать?, — Постарайтесь.
— И... она мне ответит?
— А вот тут уж постараюсь я.
Кардинал покрыл поцелуями руку Жанны и назвал ее своим ангелом-хранителем.
Можно себе представить, как весело смеялся демон, который жил в сердце графини.
Глава 12. НОЧЬ
Было четыре часа все того же дня, когда какой-то всадник остановился у границы парка, за купальнями Аполлона.
Остановился он на том самом месте, где в течение трех дней Роан останавливал своего коня. В этом месте земля была истоптана копытами, а кусты вокруг дуба объедены — вокруг того дуба, к стволу которого он привязывал своего скакуна.
Всадник спешился.
— Это место изрядно пострадало, — произнес он и подошел к стене.
«Вот следы того, кто влезал сюда. А вот и дверь, которую недавно открывали. Это именно то, что я и предполагал.
С индейцами саванны не воюют, если ничего не смыслят в следах лошадей и людей. Итак, Шарни возвратился две недели назад и в течение этих двух недель ни разу не появился. А вот и дверь, которую он выбрал для того, чтобы входить в Версаль».
Всадник шумно вздохнул, словно вместе со вздохом у него отлетала душа.
«Однако необходимо доказательство. А какой ценой, каким способом получить его?
О! Ничего нет проще! Ночью, в кустах, человека обнаружить невозможно, и из своего укрытия я увижу тех, кто сюда придет. Вечером я буду в кустах».
Всадник подобрал поводья, не спеша уселся в седле и, не торопя коня, скрылся за углом стены.
А Шарни, повинуясь приказаниям королевы, в ожидании вести заперся у себя.
Вдруг он увидел внизу, под парковыми грабами, закутанную в широкую и длинную накидку фигуру женщины, которая подняла к нему бледное, взволнованное лицо.
Он не смог удержать крик радости и скорби. Женщина, которая его ждала, женщина, которая его звала, была королева.
Одним прыжком он выскочил из окна и рухнул около Марии-Антуанетты.
— Ах, это вы, сударь? Какое счастье! — тихо сказала глубоко взволнованная королева. — Что вы делали?
— Вы! Вы! Ваше величество!.. Вы сами! Может ли это быть? — промолвил Шарни.
— Пойдемте в лес и подождем.
— Ваше величество…
Королева прошла вперед довольно быстрым шагом и спросила Шарни:
— Где произошла сцена, о которой вы рассказывали?
— Сию секунду, снова начав разведку, я получил страшный удар в сердце. Я вижу вас на том самом месте, где в последние ночи я видел... женщину, игравшую роль французской королевы.
— Здесь? — воскликнула королева, с отвращением уходя с того места, где она стояла.
— Да, под этим каштаном.
— В таком случае уйдем отсюда, — сказала Мария-Антуанетта. — Ведь если они были здесь, то сюда же и вернутся.
Шарни последовал за королевой в другую аллею. Сердце его билось так сильно, что он боялся не расслышать звука открываемой двери.
А она, гордая и безмолвная, ждала появления живого доказательства ее невиновности.
Пробило полночь. Дверь не открылась. Протекло еще полчаса, и за это время Мария-Антуанетта больше десяти раз спрашивала Шарни, очень ли пунктуально являлись самозванцы на каждое из свиданий.
На Версальской церкви Святого Людовика пробило без четверти час.
Королева с нетерпением топнула ногой.
— Вот увидите: сегодня они не придут, — сказала она. — Только со мной случаются подобные несчастья!
Королева, ослабев и устав от длительного пребывания в сыром парке, прислонилась к дереву и уронила голову на руку.
Колени ее подогнулись; Шарни не подал ей руки, и она скорее упала, чем села, на мох и траву.
Он продолжал стоять, сумрачный и несчастный.
Она закрыла лицо руками, и Шарни не увидел, как слеза заскользила между ее длинными, белыми пальцами.
Внезапно она подняла голову.
— Вы правы, — заговорила Мария-Антуанетта, — я осуждена. Я обещала сегодня же доказать вам, что вы меня оклеветали, но Богу это не угодно — я склоняюсь перед Его волей.
Она взяла руку Шарни и притянула к себе.
— Вы видели!.. Вы слышали!.. Это в самом деле была я, не правда ли?..
— глухо заговорила она. — Ну, а если я скажу вам: «Господин де Шарни! Я любила, люблю и буду любить только одно существо в целом мире... и это вы!…» Боже мой! Боже мой!.. Этого довольно, чтобы убедить вас, что не бесчестен человек, в сердце которого вместе с королевской кровью горит и божественный огонь такой любви?
Из груди Шарни вырвался стон, похожий на стон умирающего. Разговаривая с ним, королева опьяняла его своим дыханием.
Она вынула из-за корсажа платья розу, еще горячую от огня, который сжигал ей грудь.
— Возьмите! — сказала королева. Он вдохнул аромат цветка и спрятал розу у себя на груди.
— Это здесь другая позволила поцеловать ее руку? — спросила королева.
— Обе руки, — пошатываясь, ответил Шарни, опьяневший в то мгновение, когда его лицо скрылось в горячих руках королевы.
— Сейчас это уже чистое место, — с прелестной улыбкой сказала королева. — А теперь скажите: ведь они ходили в купальни Аполлона?
Шарни, ошеломленный, полумертвый, остановился, словно ему на голову обрушился небосвод.
— Здесь я бываю только днем, — весело сказала королева. — Пойдемте и вместе посмотрим на ту дверь, через которую удрал любовник королевы.
