«Сейчас он написал то, что я не осмелилась бы продиктовать ему».
Она взяла запечатанную записку, позволила его высокопреосвященству поцеловать себя в глаза и к вечеру вернулась домой.
Дома, раздевшись и освежившись, она погрузилась в раздумье.
Еще два шага, и она достигнет цели.
Письмо кардинала отняло у него всякую возможность обвинить графиню де ла Мотт в тот день, когда она вынудит его уплатить за ожерелье.
А если допустить, что кардинал и королева увидятся, чтобы поговорить об этом друг с другом, то разве осмелились бы они погубить графиню де ла Мотт — обладательницу столь скандальной тайны?
Королева не стала бы поднимать шум и поверила бы в ненависть кардинала; кардинал поверил бы в кокетство королевы; если бы и состоялся спор при закрытых дверях, то графиня де ла Мотт, которая оказалась бы под подозрением, но не более, воспользовалась бы этим предлогом, чтобы покинуть родину, с кругленькой суммой в полтора миллиона.
Но одного письма было недостаточно, чтобы организовать всю эту систему защиты. У кардинала превосходный слог. И он напишет, вероятно, еще семь или восемь раз.
Ну, а королева? Кто знает — уж не кует ли она вместе с де Шарни оружие против Жанны де ла Мотт?
Такое великое множество опасностей и уловок вели, в худшем случае, к побегу, и Жанна заранее строила лестницу.
Во-первых, срок платежа и разоблачение, к которому прибегнут ювелиры. Королева обратится прямо к де Роану.
Каким же образом?
Через посредство Жанны, это неизбежно. Жанна предупредит кардинала и предложит ему заплатить. В случае отказа — угроза опубликования писем; он заплатит.
Деньги заплачены — опасность миновала. Что же касается огласки, то тут остается решить вопрос всей интриги. Об этом беспокоиться нечего. Полтора миллиона — слишком низкая цена чести королевы и князя Церкви. Жанна рассчитывала, что, вне всякого сомнения, получит три миллиона, если захочет.
А почему Жанна была так уверена в решении вопроса всей, интриги?
Дело в том, что кардинал был убежден, что три ночи подряд виделся с королевой в версальских боскетах, и никакие силы в мире не могли бы доказать ему, что он заблуждался. Дело в том, что существовало единственное доказательство этой мошеннической проделки, доказательство живое, неопровержимое, и вот это-то доказательство Жанне необходимо было заставить исчезнуть с поля боя.
Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, она подошла к окну и увидела, что на балконе стоит Олива, снедаемая тревогой и любопытством.
«Мы обе…», — подумала Жанна, приветствуя свою сообщницу.
Графиня сделала Оливе условный знак, чтобы вечером та спустилась.
Наступил вечер, и Олива спустилась. Жанна поджидала ее у дверей.
Они поднялись по улице Сен-Клод до пустынного бульвара и сели в экипаж.
Олива начала с того, что осыпала Жанну поцелуями, — та возвратила их ей с лихвой.
— Ох, как я скучала! — воскликнула Олива. — Я вас искала, я вас призывала!
— Я никак не могла прийти к вам, дружок: я подверглась бы сама и подвергла бы вас слишком большой опасности.
— Как так? — спросила удивленная Николь.
— Вы же знаете: я ведь говорила вам о том офицере — у него не все дома, но он очень мил; он влюблен в королеву, на которую вы немного похожи.
— Да, я знаю.
— Я имела слабость предложить вам невинное развлечение: позабавиться и подурачить бедного малого, заставив его поверить в каприз королевы.
— Увы! — вздохнула Олива.
— Я не стану напоминать вам о двух наших первых ночных прогулках в Версальском парке в обществе этого бедного малого.
Олива снова вздохнула.
— Подождите: это еще не беда… Вы дали ему розу, вы допустили, чтобы к вам обращались: «Ваше величество», вы дали ему целовать руки — это ведь только шалости. Но… Милая Олива! Это как будто еще не все.
— Как?.. — покраснев, пролепетала Олива. — В каком смысле... не все?
— Состоялось третье свидание, — отвечала Жанна.
— Да, — нерешительно произнесла Олива, — вы это знаете: ведь вы там были.
— Казалось, что он опьянен, ошеломлен, что он потерял голову, он хвастался, что получил от королевы неопровержимое доказательство взаимной любви… Решительно, этот несчастный малый сошел с ума!
— Боже мой! Боже мой! — прошептала Олива.
— Мы имели дело с сумасшедшим, другими словами — с человеком, который ничего не боится и ничего не щадит. Пока речь шла о подаренной розе и о поцелуе руки… что ж, на это возразить нечего: у королевы есть розы в ее парке и есть руки, которые в распоряжении всех подданных, но если правда то, что было во время третьего свидания… Ах, дорогое дитя мое, я перестала смеяться с тех пор, как мне пришла в голову эта мысль! Олива от страха стиснула зубы.
— Что же теперь будет, мой добрый друг? — спросила она.
— Прежде всего будет то, что вы не королева, насколько мне известно, по крайней мере.
— Да.
— И что, узурпировав сан ее величества, чтобы совершить... легкомысленный поступок…
— Так что же?
— Да то, что это называется оскорблением величества. А виновных в этом увозят очень далеко. Олива спрятала лицо в ладонях.
— Ну а потом, — продолжала Жанна, — так как вы не совершили того, чем он хвастается, вы сможете это доказать. За два первых легкомысленных поступка двоих приговорят к четырем годам тюрьмы и к изгнанию.
— Тюрьма! Изгнание! — вскричала перепуганная Олива.
— Это неизбежно. Но я, как всегда, приму все меры предосторожности и укроюсь в убежище.
— Вы не можете спасти меня, — с отчаянием сказала Олива, — ведь вы тоже погибли.
— В глуши Пикардии у меня есть клочок земли, ферма, — сообщила Жанна.
— Если бы мы могли добраться до этого укрытия никем не замеченными, то, быть может, мы получили бы шанс на спасение!
— Я уеду, когда вам будет угодно, — сказала Олива.
— Подождите, пока я подготовлю все для успеха дела. Спрячьтесь и не показывайтесь даже мне.
— Да, да, даю вам слово, дорогой друг!
— А для начала давайте вернемся к себе — мы уже обо всем переговорили.
— Давайте вернемся… А сколько времени понадобится вам на приготовления?
— Не знаю. Но обратите внимание на одну вещь: отныне до дня вашего отъезда я не буду показываться в окне. А если вы меня увидите, знайте, что в тот же день состоится отъезд и будьте готовы.
— Хорошо. Спасибо, мой добрый друг!
Глава 15. БЕГСТВО
Олива исполнила то, что обещала. Жанна сделала то, что обещала.
