Дунька очень гордилась своей оборотистостью и умением вести
семейные дела.
Все у нее ходили по струнке. И сестру она всегда воспитывала
правильно, хоть та и старше и все должно быть наоборот. Но младшая, едва
родившись, взяла воспитание старшей в свои руки – вот сестра и получилась хоть
куда, умница, красавица и слушается ее, Дуньку.
Только в последнее время она вышла из-под контроля. Какой-то
объявился неизвестный науке сосед, который, кажется, заморочил сестре голову.
Не уследила Дунька! Как может заморочить голову мужчина, у которого нет никаких
определенных занятий?!
Дунька фыркнула, вытирая с плиты коричневые кофейные
разводы. Она терпеть не могла беспорядок и никогда «не терпела», устраняла его
немедленно по обнаружении. Еще она терпеть не могла никчемных мужчин, хнычущих
женщин и пустой траты времени. В том, что сосед – пустая трата времени, она
нисколько не сомневалась.
Если сестра влипла всерьез, от этого самого соседа придется
как-то избавиться, уж Дунька найдет, каким именно способом!
Представив себя на яблоне с кинжалом в зубах, подстерегающей
врага, она засмеялась и ополоснула под краном руки. В конце концов, можно и без
кинжала обойтись. Как будто мало других, цивилизованных способов!
Она снова поставила кофе, решив начать все сначала, хотя
времени было маловато, понеслась в спальню и выудила из шкафа чудесный английский
деловой костюм с корректной юбочкой до середины колена и отложным воротничком.
Кажется, именно так должны выглядеть женственные деловые
дамы по мнению самодуров-начальников, решила она, рассматривая себя в зеркало.
Очень, очень мило. Очень по-английски и в то же время с намеком. Намек состоял
в крошечном платочке, обернутом вокруг шеи – лебединой, разумеется. Хвостик
кокетливо торчал таким образом, что хотелось умильно обойти его взглядом,
который при этом немедленно упирался в грудь.
Грудь тоже ничего себе.
Никакими комплексами, в отличие от сестры, она не страдала,
знала себе цену и была уверена, что сможет заполучить любого мужчину, если
только он ей понадобится. Ну, почти любого.
Черт побери, как же ходят в этих юбках?! Ни шагнуть, ни
наклониться, ногу на ногу не положить, да еще снизу поддувает! Кроме всех
прочих неудобств, придется еще надевать соответствующие ботинки и шубу до пят,
коротеньким полушубочком не обойдешься, это уж точно!
Она на всякий случай опять набрала Лизин номер и, когда и на
этот раз никто не ответил, слегка встревожилась. А вдруг этот самый неизвестный
и подозрительный сосед куда-то Лизу заманил?! Она ведь такая доверчивая, ее
сестрица, даром что начальник и бизнес-леди!
Дунька уже допивала кофе, когда позвонили в дверь.
Никто не должен был прийти. Никто не звонил к ней по утрам
перед работой, и она, взглянув на часы, удивленно пожала плечами.
Звонок повторился, и она пошла открывать – чашка в одной
руке, сигарета в другой.
В крохотном омуте «глазка» покачивалось нечто
неопределенное, и Дунька тут же решила, что это балуются очередные проходимцы.
Впрочем, дом был спокойный, с домофоном и дворничихой, проживающей на первом
этаже, не слишком отягощенный проходимцами.
– Ева, открой, – послышалось с той стороны двери, и стало
ясно, что покачивается там вовсе не проходимец, а муж.
Никто, кроме этого самого мужа, никогда не называл Евдокию
Юрьевну Арсеньеву Евой.
Муж пришел с работы, сформулировала Дунька, и открыла дверь.
А что было делать?!
Открыла и сразу ушла в сторону кухни, чтобы еще хоть три
минуты с ним не встречаться.
– Ева! – крикнул он из коридора, но Дунька не отозвалась. Он
некоторое время топтался в отдалении, а потом пришел. Она слышала его дыхание,
совсем близко.
– Что-то ты сегодня рано, – сказала она. – Кофе будешь? И
почему ты звонишь? Где твои ключи? Позабыл у любимой?
– Ева, помоги мне.
Дунька оглянулась, и глаза у нее стали круглыми, как у
сороки.
Мужа кривило на один бок, в лице его была бледность, которая
в романах именуется «мертвенной», и светлый свитер с той стороны, на которую
его кривило, оказался странного, бурого цвета.
– О, боже мой, – пробормотала Дунька, кинулась и подхватила
его. – Что случилось?! Вадим!
Муж повис у нее на руках, и она кое-как усадила его на
высокий стул у барной стойки, вернее, не усадила, а так, прислонила с грехом
пополам.
– Помоги мне, – простонал он, и Дунька перепугалась, что он
сейчас упадет в обморок.
Впрочем, не слишком и перепугалась. Она почитала себя
трезвой и холодной женщиной, а потому сейчас ее больше всего волновал вопрос,
не опоздает ли она на представление новому начальству. Впрочем, Вадиму об этом
можно не сообщать, изобразить сочувствие и заботу.
Сейчас она изобразит.
– Что случилось?! – вскрикнула Дунька вполне натурально. –
Тебя избили? Тебе плохо?!
– Мне плохо, – выговорил он. – Мне надо… У меня там… рана.
– Рана?! – переполошилась Дунька.
А бок-то и вправду в крови! Очень похоже на кровь. Господи,
что на этот раз?!
– Дай я посмотрю, – сухо сказала она. – Если у тебя рана,
нужно ехать к врачу.
– Нет.
– Вадим, дай посмотрю.
Она стянула с него свитер, очень аккуратно, чтобы не
запачкать свой английский костюм, и бросила на пол. Свитер был «не ее»,
купленный, очевидно, «любимой», и брезгливость ее была не из-за крови, а из-за
«любимой».
Рана была так себе, не рана вовсе, а царапина, но бок
кровоточил обильно, до сих пор еще чуть-чуть сочилось.
Вадим держался одной рукой за стойку, тяжело дышал и
по-прежнему был очень бледен.
– Нужно ехать в больницу, – сказала Дунька, совершенно
уверенная, что он ни за что не поедет. – И кто это тебя так?! Или ты уже на
улицах дерешься?
Он шумно выдохнул и скосил глаза, пытаясь рассмотреть свой
бок.
– Там все ужасно? – спросил упавшим голосом, когда
рассмотреть не удалось. – Ты можешь меня… перевязать?
Дунька глянула на часы. У нее есть десять минут, да и то
только в том случае, если на мосту не будет пробки и удастся проехать
относительно быстро. Десять минут, не больше.
– Могу. Но, черт побери, что это такое, Вадим?! Упал,
очнулся, гипс?!
– Да.
– Что да?!
– Ева, мне очень плохо.
– Это мне очень плохо, – отрезала Дунька. – Ты что? Спятил
совсем?! Где ты шляешься по ночам?! В притонах и бомжатниках?
