– Ну, от дел меня уже давно отвлекла Евдокия. Прошу всех
войти. Не стоит разговаривать через порог.
Дунька поглядела на Лизу, а та на Дуньку. После чего старшая
пожала плечами и следом за младшей вошла в теплый холл. Белоключевский по
ступенькам поднялся следом, и охранник прикрыл за ними дверь.
– Меня зовут Фиона Ксаверьевна, – с достоинством сказала
Фиона и протянула Белоключевскому руку. В другой она держала пачку сигарет
«Данхилл». – Вряд ли мои молодые родственницы догадаются представить нас друг
другу. Никакого понятия о хороших манерах. Вы со мной согласны, Дмитрий
Петрович?
Дунька вытянула шею. Лиза замерла. Белоключевский, сдернув
перчатку, легким юнкерским движением, чуть-чуть сверху пожал протянутую Фионой
руку. Очевидно, он сделал все правильно, потому что Фиона улыбнулась
приветливо.
Вот интересно, подумал Белоключевский. Сестры не узнали его
– ни одна, ни вторая. Его не узнавали в магазинах, на улицах, и в автосервисе,
и на заправке. Его никто и нигде не узнавал, даже по фамилии. Фиона узнала
сразу же, и отчество вспомнила моментально!
– Я рада видеть вас в нашей галерее, – светским тоном
продолжала Фиона. – Пока моя невестка будет надевать шубку, я могу показать вам
наши картины.
– Откуда она его знает? – на ухо Лизе просвистела Дунька. –
Ах да…
– Не хотите ли чаю, Дмитрий Петрович?
– Нет, благодарю вас.
– Она думает, что у него деньги остались, – прошептала Лиза,
– а он бомж.
– Может, ты не знаешь? Может, у него тьма денег!
– Я знаю.
– Он что, показывал тебе свою кредитную карточку?!
Фиона едва заметно дернула плечом, и они перестали
шептаться. Как привязанные, они почему-то шли за Фионой и Белоключевским по
теплому залу. За окнами мела метель.
Лиза посмотрела в метель и вдруг зевнула.
Все-таки сегодня она почти не спала.
– Это мои сотрудники. Очень немногочисленные, но
профессиональные и близкие люди. Так сказать, маленькая и дружная семья.
Фиона простерла руку к Вере Федоровне, стоявшей неподалеку,
и странной парочке – Александре и Федору Петровичу.
– Семья!.. – не удержавшись, фыркнула Дунька негромко. –
Змеиный клубок, мать их так!..
– Дунька, прекрати.
– А у моего нового шефа такие зеленые глазищи! – вдруг
мечтательно сказала сестра Лизе на ухо. – Я все время думаю, линзы у него или
нет.
– Дуня! У какого еще шефа?
– У меня новый шеф, – Дунька театрально закатила глаза. – Я
тебе потом расскажу.
– А есть о чем?
– Есть! Я его с ходу оскорбила и поставила в ужасное
положение.
– Это ты умеешь.
Фиона обходила галерею. Белоключевский тащился за ней, Лиза
смотрела ему в спину.
Странно. В джинсах, солдатских ботинках и толстом свитере, с
дохой, которую он нес в руке, бывший олигарх не казался ни странным, ни
нелепым. Ему как будто было решительно наплевать на то, как он выглядит, и от
этого всем окружающим тоже – ну, оделся человек кое-как, ну, и что тут такого?
Все равно он с нами «одной крови», и не имеет значения, во что он одет!
Федор Петрович все прятался за спину Веры Федоровны и за ее
толстенные растрепанные каталоги, которые она все почему-то держала в руке, а
потом и вовсе затрусил к винтовой лестничке, но там Фиона его перехватила.
– Федор Петрович! Далеко ли вы собрались?
– Да у меня… дел очень много… и с экспонатами я напутал,
Фиона Ксаверьевна.
– После распутаете. Покажите Дмитрию Петровичу свою часть
экспозиции.
Лизе показалось, что Федор Петрович колеблется – и это было
непонятно. С чего бы ему колебаться?
Он все же подошел, кашлянул, взялся за подбородок.
– Дмитрий Белоключевский, – представился бывший олигарх.
– Федор… э-э-э… Малютин.
– Очень приятно.
Лиза дернула Дуньку за рукав пиджака.
– Одевайся! Нам надо ехать! Она нас до смерти заговорит.
– Да я одеваюсь. Господи, где шуба-то?
– Ты что? Шубу потеряла?!
– Да нет, она у Фионы в кабинете на вешалке. За дверью.
Федор Петрович тем временем приблизился к Белоключевскому и
простер руку в сторону ближайшей стены, на которой помещались «экспонаты», с
которыми он, видимо, напутал, но тот повел себя странно.
– А это что у вас такое?
И Белоключевский повернулся и сделал два огромных шага в
сторону винтовой лестнички. Там, в глубине, почти что в темноте, на белом
стенде висело несколько фотографий и плакатов в рамках.
– А… это, так сказать… история нашей… галереи. Вот репортаж
с открытия. Вот… это, кажется, выставка Бенуа. Это, ну… это Фиона Ксаверьевна с
директором музея Орсе в Париже, а это… Если хотите, я спрошу у Фионы
Ксаверьевны, она может рассказать подробнее, наверное…
– Нет, спасибо, – отказался Белоключевский, но почему-то
сунулся еще ближе к стенду и некоторое время рассматривал плакаты и фотографии,
а потом повернулся к дамам и сказал громко: – Большое спасибо. Думаю, что я
увидел все, что хотел.
– Вы почти ничего не посмотрели, – заметила Фиона.
– У нас мало времени, но я непременно специально еще заеду.
Когда буду более свободен.
– Я всегда буду вам рада, Дмитрий Петрович. Мы будем рады.
Жаль, что мои молодые родственницы раньше не просветили меня в отношении…
знакомства с вами.
– Боюсь, это ничего бы не изменило, – вдруг сказал
Белоключевский галантно. Галантность прозвучала насмешкой, и Фиона ее
проглотила, не моргнув глазом.
Лиза смотрела все представление, боясь пропустить слово или
жест.
Никогда на ее памяти Дунькина свекровь не выглядела такой…
почтительно-заинтересованной, такой взволнованной и старающейся угодить.
Кому?! Ее соседу в дохе и высоких башмаках со шнуровкой?!
Бывшему зэку, бывшему олигарху, бывшему главе компании «Черное золото»?!
В настоящем у Белоключевского были только Лиза, бревенчатый
домик, упирающийся крышей в Большую Медведицу, виски в бывшем подсвечнике,
широкая лопата, которой он разгребал на участке снег, и вечная сигарета в
грубых неухоженных пальцах. Все остальное было в прошлом, неужели Фиона этого
не понимает, или, наоборот, она понимает что-то такое, что недоступно ни
Дуньке, ни Лизе?!
