Конечно, она знала, в чем дело. Она догадалась в ту же
секунду, как они вошли в галерею – бывший олигарх и две бесцеремонные сестрицы,
которые никогда, никогда Фионе не нравились!
Она величественно оглянулась по сторонам, наткнулась на
взгляд своей помощницы и отвернулась.
– Но у нас не все в сборе. Федор Петрович еще с утра уехал в
Лаврушинский переулок, и его пока нет.
Но Белоключевский о жизни Федора Петровича и его передвижениях
был осведомлен гораздо лучше, чем Фиона, поэтому уверил всех, что тот
непременно явится.
Фиона уставилась на него. Она вытаращила бы глаза, как ее
невестка, если бы умела это делать.
– Мама, – раздалось с винтовой лестнички, – мама, я хочу
уехать. Мне нужно… в институт. Что здесь происходит?
– Ничего особенного, – за всех ответил Белоключевский, не
дав Фионе и рта раскрыть, – спускайтесь. Я хотел бы поговорить с вами.
– Со мной?!
– Со всеми нами, – пояснила ее мать. – Дмитрий Петрович
хотел бы поговорить со всеми нами, и именно сейчас.
– Да, – подхватил Дмитрий Петрович. – Фиона Ксаверьевна, мы
могли бы воспользоваться вашим кабинетом?
Фиона сделала приглашающий жест и отпустила «юношу» с
картиной, сказав, что они продолжат «немного позже».
Белоключевский был в продолжении совсем не уверен.
Александра спустилась с лестницы, вид у нее был
встревоженный.
– Что-то случилось? Что произошло?
– Мы пока ничего не знаем, – отозвалась ее мать. – Дмитрий
Петрович хочет нам объяснить.
– Так пройдемте же в кабинет! – воскликнул Дмитрий Петрович,
которому, видимо, не терпелось начать объяснения. – Там нам будет значительно
удобнее!
– А мне нельзя уехать в институт? Мне правда очень нужно, и
я быстро вернусь, обещаю вам.
– Нет, нельзя. Да я и не задержу вас надолго.
– Сегодня все немного странные, – загадочно произнес Федор
Петрович и толкнул Вадима в плечо, – а ты давай садись! И так, чтобы я тебя
видел.
– Федор Петрович, что вы себе позволяете?! Как вы
обращаетесь с моим сыном?
– Фиона Ксаверьевна, – тихо сказала Вера, – осторожней. Вы
же видите, что происходит. Очевидно, Федор Петрович вовсе не тот, кем мы
привыкли его считать. Верно?
– Верно. Я страховой следователь, – с удовольствием объяснил
Малютин. – Я занимался вашей коллекцией Фаберже. Разрешите мне сигарету, Фиона
Ксаверьевна!
Та кивнула, как под гипнозом, и преображенный Федор Петрович
прошел к ее столу и вытащил сигарету из пачки «Данхилла».
– Фаберже? – выговорили губы Фионы отдельно от нее самой. –
Вы знаете про Фаберже?
Дунька поправила платочек от «Эрме» и посмотрела в окно.
– Я не стану говорить о Фаберже без адвоката, – тихо и
твердо сказала Фиона. – Если вы хотите обсуждать, кому принадлежит коллекция, у
вас ничего не выйдет!
– Мы не станем обсуждать, кому принадлежит коллекция, –
вмешался Белоключевский, морщась. – Федор, давай говори уже, и хватит этого
цирка. У меня нет времени.
Про время он сказал тем же непререкаемым тоном, которым лишь
однажды говорил с Лизой, и по этому его тону сразу стало ясно, что шутки с ним
плохи, что сбить его с толку не удастся, что он… император. Хоть и бывший.
– Хорошо, – согласился Федор Малютин. – Тогда сразу к делу.
Как только вы, Фиона Ксаверьевна, узнали, что Фаберже подлинный, возникла
проблема. Очевидно, вы испугались, что эксперты узнали: вы – владелица
огромного состояния. Но то, что известно двум, может стать достоянием многих.
Вы, наверное, побоялись, что вас обворуют, и подарили яйца сыну, который не
подозревал об их цене. Все-таки они остались в семье. Но потом он стал
куролесить, и вы впали в панику. Каким-то образом вам надо было заполучить
коллекцию обратно. Причем так, чтобы ни ваш сын, ни его жена ничего о ее
подлинности не узнали. Вы были уверены, что, узнай они, и вам Фаберже не видать
никогда. Кто же по доброй воле расстанется с такими деньгами!
Фиона мрачно курила и стряхивала пепел в хрустальную
пепельницу. Она словно не видела ее хорошенько, и пепел сыпался мимо, на
полированную поверхность раритетного стола.
Попал в точку, понял Малютин.
– Вы были уверены, что про подлинность коллекции больше
никто не знает и не узнает, пока вы ее не добудете, – продолжил он.
– Я знала, – подала голос ее помощница. – Фиона Ксаверьевна
мне сказала. И что тут такого? Я что, не имею права знать, где находится
коллекция, которая всегда принадлежала семье Клери?!
– Имеете, – успокоил ее Федор Петрович. – Конечно! Должен
вам сказать, что о коллекции также знала и ваша дочь. Александрин, – он усмехнулся,
а та вдруг пятнами покраснела, – откуда вам известно, что Фаберже подлинный?
Подслушивали?
– Да как вы смеете!
– Кто дал вам право оскорблять близких мне людей в моем
присутствии и на моей территории?! Если вы хотите сказать… – вяло возмутилась
Фиона.
– Я хочу сказать, что Александра тоже знала про коллекцию, –
повысил голос Федор Петрович, – и больше пока ничего. Так как вы узнали?
Александра посмотрела в пол и взялась за щеки.
– Я не подслушивала, – умоляюще сказала она, – я случайно
услышала, как мама разговаривала с Фионой Ксаверьевной. Правда случайно! Ну…
мне стало так интересно, господи, это же такая ценность и редкость, коллекция
Фаберже! Я… просто хотела узнать о ней побольше!
В глазах у нее были искренность, и смятение чувств, и
мольба, и еще что-то такое, чего нельзя определить словами и что должно было
произвести впечатление на Федора Петровича, но почему-то не произвело.
– Боже мой, ты знала! – спросила ее мать с изумлением. – Ты
подслушивала!..
– Конечно, подслушивала, – согласился Федор Петрович.
– Все это не имеет к вам никакого отношения, – грозно
сказала Фиона. – Мой Фаберже не может и не должен вас интересовать.
– Это мой Фаберже! – крикнул Вадим. – Ты сама мне его
отдала, ты! Почему теперь он твой?! Ты хочешь отнять его у меня?! Ты все и
всегда у меня отнимаешь!
– Замолчи! – приказала Фиона. – Немедленно.
– Нет уж, я не стану молчать! Ты испортила мне жизнь, ты
заставила меня жениться на этой, ты не давала мне денег!
– Я заставила тебя жениться?!
– А кто же?! Я женился, только чтобы досадить тебе!
– Ты женился, потому что потерял последний разум!
